Храм - Игорь Акимов (2008)

После «селянки» Н заказал стейк — и стейк был тоже хорош; потом попросил чаю. «Вам какого?» — спросил официант, и показал в меню добрый десяток наименований. Чтобы не рисковать, Н выбрал «эрл грей», и не спеша выпил два стакана, а потом все же прошел на кухню. Там хозяйничала толстая тетка с гипертоническим лицом и седыми кудряшками из-под поварского колпака. В ее глазах была досада и подозрительность; она никак не могла взять в толк, чего от нее хочет этот представительный мужчина в очень дорогом пальто и совершенно замечательном костюме, какие она видела только по телевизору. Но когда поняла — растрогалась, и даже посветлела лицом, и пока с помощью мимики и жестов шел обмен взаимными положительными чувствами, умудрилась потрогать и пальто, и костюм, и от поразительного тактильного ощущения сама едва не утратила дар речи.

Удача с «селянкой» пробудила в Н гастрономическую память, он поискал взглядом — и обнаружил прижатые магнитиком к металлической стойке квадратные листочки бумаги. Взяв один, Н написал: «Вы можете сделать ребрышки по-аргентински?» — Это как? — спросила повариха, и Н объяснил, как смог. — Ага! — сообразила она, — понимаю… Жаровня у меня заказная, кованая, от мастера, вот сами поглядите. — Она подвела его к жаровне, он вежливо осмотрел ее и кивнул: все как надо. — Уголья нужны березовые, правильно прожженные; так я знаю, где их взять. И ребрышки припасу. Только вот главный вопрос: чем приправить масло?.. — Ласковый, почти любовный взгляд поварихи стал вдруг отрешенным: ее в самом деле захватила эта проблема. Впрочем, она тут же встрепенулась. — Но вы не сомневайтесь. Сообразим. Сделаем не хуже, чем в Аргентине.

Выйдя на улицу, Н обнаружил, что уже темно. Небо было где-то рядом, над крышами, но слабые фонари не давали его разглядеть. Н не знал, который час (он никогда не носил часы, но не из принципа — просто не имел такой привычки), но чувствовал, что уже достаточно поздно и пора подумать о ночлеге. В таких небольших городках все рядом, значит, и гостиница должна быть поблизости. Он не угадал направления и впустую прошел до конца улицы. Гостиница оказалась в противоположной стороне, через дом от собора. За окошком администратора сидела миловидная женщина средних лет. Почувствовав присутствие Н, она повернулась от телевизора. В глазах засветилось любопытство, но они тут же погасли, уступив место привычному выражению отчужденности и терпения.

— Вам чего? Разве не ясно написано? — и она повернула к нему и без того доступную для чтения табличку с надписью «Мест нет». Вторая табличка сообщала о ней самой: «Дежурный администратор Крюгер Евфросиния Захаровна».

Н еще не освоился со своей немотой, но как смог дал понять, что положение его безвыходное.

Чем-то он все же задел эту женщину, потому что в ее лице обозначился пусть и слабый, но несомненный интерес. Это ободрило Н. Он не имел представления о гостиничных ценах, и не долго думая положил перед окошком 100 рублей.

Евфросиния Захаровна засмеялась.

— Это что — шутка? Да за сотню я разве что в это кресло пущу переночевать. — И она указала на одно из низких кресел за спиной Н.

Он положил поверх прежней еще две сотни.

Евфросиния Захаровна поглядела на него внимательно. Она явно пыталась понять, кто перед нею, но впечатление было противоречивым, целостность не возникала, и опыт не мог помочь: в ее классификации не было ячейки для этого человека. Она чувствовала, что он слишком большой. И еще было неожиданное для нее чувство: ей захотелось — ну, скажем так, — его отогреть. Разумеется, не буквально… Что-то поднималось в ней; ощущение было давно забытым, и она вдруг испугалась и этого ощущения, и что стоящий перед нею человек прочитает в ее глазах и это чувство, и охватившую ее панику. Отведя взгляд, она сказала севшим голосом:

— Ладно вам. — Она справилась с собою, и только тогда снова поглядела на него. — Что — и правда негде ночевать?

Он кивнул.