Крылья - Кристина Старк (2016)

И, наконец, мне бы хотелось, чтобы ты простила меня за этот стремительный отъезд, мне правда важно, чтобы ты смогла сделать это. Больше я ни о чем не прошу. Ты очень смелая, и решительная, и… И невероятная. С каждым часом, проведенным рядом с тобой, мне становилось все сложнее мыслить трезво, потом этот дом, поднявший во мне бурю невыносимых воспоминаний, в каждом из которых была ты, ты и снова ты… Чувства, которые я сейчас к тебе испытываю, сродни шоку, и, наверное, я окажусь близок к истине, если скажу, что ты чувствуешь что-то похожее: мне достаточно вспомнить, как ты иногда смотришь на меня и реагируешь на мои прикосновения… Но эта игра слишком похожа на другую игру, в которую я уже играл когда-то давно и которая закончилась двумя сотнями белых роз на Ольшанском кладбище в Праге. Это невыносимо вспоминать, не говоря уже о том, чтобы повторить. Отдать твою жизнь на растерзание нелогичным, иррациональным, неуправляемым чувствам, которые вы называете любовью, – это последнее, что я мог бы сделать с тобой. Нет, я предпочитаю убить этого демона в зародыше. Только поэтому я должен уйти, хотя каждая клетка этого проклятого тела приказывает мне, чтобы я остался, говорил с тобой, принадлежал тебе… Мне очень хочется, чтобы ты знала обо всем этом и помнила каждую секунду, но я не имею на это права. Мы оба не имеем на это права. Поэтому Salve et vale[6], Лика.

8. Зависимость

Оттенок потолка менялся вместе рассветом: цементно-серый, розовый, тепло-молочный. Я смотрела на потолок уже полчаса и, когда закрывала глаза, могла бы восстановить в памяти рисунок всех его неровностей.

Феликс ушел. И больше не вернется. Он в самом деле ушел.

Его выходка со снотворным просто не умещалась у меня в голове. Так бессовестно уйти, как он мог? Просто вколол мне снотворное и бросил в этом доме, как какую-то безмозглую зверушку. Нет, вроде бы он что-то говорил, но я никак не могла вспомнить, что именно. На небе разворачивалась в линию тонкая алая лента. Я подошла к окну и вытянула руку, разглядывая повязку. И вдруг…

Это было сродни волшебству, чистому абсолютному волшебству, какое иногда случается, когда ты меньше всего его ждешь. Я не успела ни испугаться, ни отпрянуть: на мою руку, ударив воздух тонкими крыльями и вцепившись коготками в ткань повязки, – села ласточка.

Я никогда не видела диких птиц так близко. Моя рука потянулась к ее блестящей, будто лакированной спинке, но ласточка вдруг соскочила с руки и взвилась в небо.

Снова чудо, входящее в мою жизнь без спроса и исчезающее, как только я протягиваю руку? Мне пора начать привыкать.

Я поплотней закуталась в одеяло и поплелась вниз. Кажется, этот дом еще никогда не был таким тихим и опустошенным. Кажется, еще никогда ступеньки не звучали так глухо, а двери не скрипели так сиротливо. Я заварила себе чай и забралась с ногами в кресло, выискивая глазами доказательства недавнего присутствия здесь того, кого я сейчас хотела бы видеть больше всего на свете.

В какой же момент меня угораздило потерять голову? Когда он шагнул под проливной дождь, чтобы помочь попавшим в аварию? Когда он спас Анне жизнь? Когда он поехал за мной, чтобы убедиться, что со мной все в порядке? Или когда он обнял меня и почти поцеловал, там наверху, в моей комнате? Почти…

О да! Влюблена по уши в того, кто вопреки моей воле накачал меня снотворным, как какую-то безмозглую зверушку, и бросил! Дура!

* * *

Приведение себя в порядок заняло гораздо больше времени, чем уборка дома перед папиным приездом. Ссадина на лице, заработанная в Киеве, почти зажила, зато вчерашняя, отвешенная одним из похитителей, выглядела хуже некуда и требовала тщательной штукатурки. Я намазывала на щеку толстый слой тонального крема, морщась от боли, и не без некоторого мазохизма размышляла, осталось ли бы на мне сейчас хоть одно живое место, не повесь Феликс на меня маячок…

Маячок.