Война солнца - А. Дж. Риддл (2019)

Но темпами миграции из эвакуационных лагерей довольны не все. Доктор Ричард Чендлер, один из ученых, сыгравших важную роль в разгроме Сети, призывает супердержавы уделять больше внимания возвращению своих граждан на родину. Вот выдержка из вчерашнего выпуска «Точки плавления» с Крейгом Коллинзом: «Сеть исчезла, но подавляющее большинство мировых экономик направлено на оборонные расходы. Эти эвакуационные лагеря стали не более чем принудительными трудовыми лагерями. Мы все бесконечно работаем над суперкораблями Джеймса Синклера, и, по его словам, беспилотники спасут нас. Ну, правда в том, что Сеть может не вернуться в течение ста лет. Или тысячи лет, или вообще когда-либо. И все же мы живем в крайней нищете, не имея ни голоса, ни основных прав. Это должно измениться».

Мне действительно не нравится этот человек. Не так сильно, как Джеймсу, но все же. Он повсюду в новостях, лжет и создает проблемы. К сожалению, у него тоже есть последователи.

Еще один ящик на кухне открывается.

– Элли, я серьезно! Твое время выходит через…

Тишина.

– Три.

– Два.

– Один!

Раздается шлепанье крошечных ног по полу, точно началась гонка, и в дверях ванной, невинно улыбаясь, появляется Элли.

– Что я тебе говорила? Никаких игр в ящиках стола. Только мама и папа могут открывать ящики.

У некоторых детей грустнеет только лицо. У Элли грусть выражается во всем теле: поникает голова, опускаются плечи, руки повисают по бокам – как будто ее покидает вся энергия. Обычно она находится в одном из трех состояний: счастливая игра и активность на полную катушку; сон; или текущее состояние угрюмости (которое перерастает в нытье, когда она не понимает, что от нее хотят – это бывает несколько раз в день).

Со своего насеста в закрытом туалете я указываю на игрушки на полу в ванной: семь браслетов, овечку и желтую резиновую уточку.

– Мне нужно, чтобы ты играла здесь, пока я не закончу. Ладно?

Еще одна волна тошноты охватывает меня. Такое чувство, будто меня выбросили из самолета, и я нахожусь в свободном неконтролируемом падении.

Элли подходит ближе, протягивает руку и обнимает меня, ее крошечные ручки обвивают нижнюю часть моего живота, но они слишком коротки, чтобы сомкнуться. Она смотрит мне в глаза, изучая меня.

– Мама бо-бо?

– Нет, – шепчу я. – Я в порядке, милая.

– Маме грустно?

Я кладу руку ей на спину и осторожно глажу.

– Нет. Я в порядке. Просто играй со своими игрушками. Все в порядке.

Я снова закрываю глаза и жду. Когда тошнота проходит, я вижу, что Элли положила браслеты на руку, расположив их в порядке, понятном только ей одной. Без предупреждения она наклоняется и поднимает с пола изюм.

– Нет, милая, не ешь это.

Элли подносит изюм к пасти овцы, как будто кормя ее, и делает паузу. Она смотрит на меня с искоркой озорства в глазах.

Я улыбаюсь.

И она съедает изюм, прежде чем я успеваю остановить ее. Я понятия не имею, как долго он валялся на полу. Точно не с момента завтрака. Но если наши человеческие предки были достаточно выносливы, чтобы пережить катастрофу Тоба[2] и пересечь Берингов пролив, Элли, вероятно, переживет изюм с пола. Может быть, он лежал там два дня. Возможно, три.

Я открываю ящик своего тщеславия и нащупываю личный анализатор здоровья. Я держу его на пальце и жду, пока он наберет несколько капель крови и проведет рутинные анализы. Устройство подает звуковой сигнал, и результаты отображаются на дисплее. Химический состав крови нормальный, за исключением пограничного низкого уровня витамина D.

Лагеря находятся вне контроля над рождаемостью (в начале массовой эвакуации этот показатель был внизу в списке приоритетов – правительства отдали приоритет пище, жилью и лекарствам, спасающим жизнь). Мы с Джеймсом были осторожны, но последние два года были чрезвычайно напряженными. Время нашей спальни стало необходимостью.