Не прощаюсь - Борис Акунин (2018)

Заговорщиком подполковник оказался ненамного опытнее юнкера Вени. Вместо того чтоб как следует допросить незнакомого человека, сначала рассказал о себе. Загадка несоответствия между возрастом и чином объяснилась просто. Иван Климентьевич, кадровый офицер, попал в плен в самом начале войны, в августе четырнадцатого, потому и не продвинулся по службе. Вернулся из Германии только две недели назад и «не узнал родины».

– Какую чудовищную глупость, какую страшную ошибку совершило большевистское правительство, подписав позорный мир! – горячо говорил он. – Я видел Германию изнутри, она совершенно истощена. Нам бы продержаться еще несколько месяцев – и всё, победа! Надо было отступать, но не сдаваться. Даже отдать столицу, как Кутузов! А теперь что? Национальный позор, презрение союзников. И, конечно, никакого участия в дележе трофеев. Единственное спасение России – свергнуть Советы и снова вернуться в Антанту. Я как только добрался до дому, сразу кинулся искать людей, которые понимают это и готовы действовать. Нашел. Быстро. Нас очень много, Романов, и с каждым днем всё больше!

– Зинаида Андреевна сказала, что вы отделенный командир? Что это означает?

Лишь тут подполковник спохватился.

– Погодите. Сначала расскажите, где вы служили и за что получили столь почтенные награды. – Кивнул на романовский китель.

Узнав про контрразведку, подполковник поморщился. В прежние, довоенные времена подобная служба считалась для офицера не слишком почтенной. Но, услышав, что солдатский «георгий» получен за атаку, помягчел.

– Значит, умеете не только бумажки перекладывать. Что ж, с удовольствием приму вас в отделение. Видите ли, в организации система такая. Каждый новый человек вне зависимости от чина и возраста зачисляется рядовым, но получает право привлекать других офицеров, лично отвечая за них. Как только собралась тройка, становишься отделенным. Тройка превращается в девятку – ты уже взводный. Вот я, благодаря вам (вы у меня последний), скоро пойду на повышение, – засмеялся Иван Климентьевич. – Потом дорасту до ротного, а там, глядишь, и до батальонного, то есть достигну своей бывшей должности – я перед войной кавалерийским дивизионом командовал. У нас в организации карьеру делают быстро.

– А вы, то есть мы, как-то называемся?

Романов понял, что заговор устроен не так уж глупо. Конечно, при столь неосторожной системе вербовки легко нарваться на доносчика или просто болтуна, но так же просто цепочка и оборвется. А между тем, когда каждый рядовой участник организации является вербовщиком в переполненной офицерами Москве, членство у них должно расти как на дрожжах.

– «Союз защиты Родины». Хорошее название, примиряющее все политические взгляды – кроме, конечно, большевистских. И вы не думайте, что у нас нет подразделений крупнее батальона. Есть и полки, и бригады, и даже дивизия, – значительно понизил голос Зотов, оглянувшись на дверь, хотя подслушать его могли только хозяйка и ее брат – они тактично оставили офицеров наедине.

– Даже дивизия?

Романов быстро перемножил в уме, получилось больше двух тысяч человек. Ого!

– И, возможно, даже не одна. Впрочем, точно не знаю. Так высоко с моего шестка не видно. Но уверяю вас, руководят делом весьма серьезные люди. Когда пробьет час, мы моментально захватим все ключевые пункты столицы и парализуем советскую власть. Нам хватит одного удара, как хватило им в Петрограде полгода назад. Они тогда взяли мосты, узлы связи, резиденцию правительства – и вся огромная Россия оказалась у них в руках. Мы сделаем то же самое, только четче и организованней, по-офицерски.