Алмазная колесница - Борис Акунин (2012)

– Тут вы правы. Я, разумеется, думаю, имею собственное суждение и по мере сил стараюсь доводить его до начальства. Хотя, конечно, иногда хочется… Впрочем, не ваше дело, – разозлился вдруг консул и дернул рукой, отчего запонка полетела на пол.

Служанка села на колени, подобрала золотой кружок и, поймав руку консула, привела манжету в порядок.

– Домо, домо, – поблагодарил ее Всеволод Витальевич, и девушка улыбнулась, обнажив кривые зубы, ужасно портившие ее довольно смазливое личико.

– Сказал бы ей кто-нибудь, чтоб улыбалась, не раскрывая губ, – не удержавшись, вполголоса заметил Фандорин.

– У японцев другие понятия о женской красоте. У нас ценятся большие глаза, а у них узкие. У нас форма зубов, а у них только цвет. Неровность зубов – признак чувственности, считается весьма эротичным. Как и оттопыренность ушей. Ну, а про ноги японских красавиц лучше вообще не говорить. От привычки к сидению на корточках большинство женщин здесь кривоноги и косолапы. Но есть и отрадные исключения, – прибавил вдруг Доронин совсем другим, ласковым тоном и улыбнулся, глядя поверх плеча Эраста Петровича.

Тот оглянулся.

В дверях японской комнаты стояла женщина в изящном бело-сером кимоно. В руках она держала поднос с двумя чашками. Белокожее улыбчивое лицо показалось Фандорину необычайно милым.

Женщина вошла в гостиную, бесшумно переступая маленькими ступнями в белых носках, и с поклоном предложила гостю чаю.

– А вот и моя Обаяси, любящая меня согласно подписанному контракту.

Эрасту Петровичу показалось, что нарочитая грубость этих слов вызвана смущением – Всеволод Витальевич смотрел на свою конкубину взглядом мягким и даже нежным.

Молодой человек почтительно поклонился, даже щелкнул каблуками, как бы компенсируя доронинскую резкость. Консул же произнес несколько фраз по-японски и прибавил:

– Не беспокойтесь, она по-русски совсем не знает. Не обучаю.

– Но почему?

– Чего ради? – слегка поморщился Доронин. – Чтобы она после меня вышла по контракту за какого-нибудь морячишку? Наши нахимовы очень ценят, если «мадамка» хоть чуть-чуть умеет болтать по-русски.

– Вам-то не все равно? – сухо заметил титулярный советник. – Ей ведь нужно будет как-то жить и после того, как ваша к-контрактная любовь завершится.

Всеволод Витальевич вспыхнул:

– Я о ней позабочусь. Не нужно меня уж вовсе монстром представлять! Понимаю вашу шпильку, сам заслужил – не нужно было бравировать цинизмом. Если угодно знать, я эту даму уважаю и люблю. И она отвечает мне тем же, вне зависимости от контрактов, да-с!

– Так и женились бы по-настоящему. Что вам мешает?

Огонь, вспыхнувший было в глазах Доронина, погас.

– Шутить изволите. Сочетаться законным браком с японской конкубиной? Погонят со службы, за урон звания российского дипломата. И что тогда? В Россию ее везти прикажете? Так она там зачахнет, от нашего климата и от наших нравов. На нее ведь там будут как на мартышку какую пялиться. Здесь остаться? Буду исторгнут из цивилизованного европейского общества. Нет уж, в одну повозку впрячь неможно… И так всё отлично. Обаяси от меня ничего большего не требует и не ждет.

Всеволод Витальевич немного покраснел, ибо разговор всё дальше вторгался в сферу сугубой приватности. Но обиженному за даму Фандорину и того показалось мало.

– А если будет ребенок? – воскликнул он. – О нем тоже «позаботитесь»? Иначе говоря, откупитесь?