Человек из дома напротив - Елена Михалкова (2019)

Второй – утонченно красивый, хрупкий, смуглый, с тонкой шеей, странным образом похожий одновременно на девушку и на старичка. Прекрасные выразительные глаза, опушенные густыми ресницами. Маленький рот подковкой, поджатые губы.

Третий, с бугристым, как картошка, лицом, смотрел исподлобья в сторону.

– Рабоче-крестьянское рыло, – пробормотал Сергей.

– М-да, пролетарий.

Необычнее всех выглядела девушка. Короткие черные волосы над очень высоким покатым лбом, впалые щеки, близко посаженные глаза, странно лишенные выражения. Одно из тех лиц, чье уродство полюбили использовать модельные дома. Бабкин раздумывал, что не так с девушкой, и вдруг понял: у нее нет бровей.

– Снимали не вблизи, – заметил Илюшин. – У фотографа была хорошая оптика. Интересно, они подписаны?..

Он потянулся за снимками, но Сергей остановил его:

– Подожди. Я ее знаю!

– Кого?

– Девицу! Сейчас, сейчас… – Он защелкал пальцами. – Сенцова, Любовь Сенцова! Проходила свидетельницей по одному не совсем обычному делу.

– Ты участвовал в расследовании?

– Все было намного интереснее. Давай здесь закончим, и я тебе расскажу.

Рутинная работа: осмотреть, сфотографировать, записать. Когда Сергей вернул на место последнюю фотографию, Илюшин ткнул пальцем в потолок: возвращаемся.

– Объясни мне, – ворчал Бабкин, поднимаясь в темноте за напарником, – дом громадный, на велосипеде не объедешь, а подвал – комнатушка два на три. Где логика, где здравый смысл?

– Пару лет назад мои знакомые искали на лето дачу для большой семьи, – отозвался Макар. – Им подвернулся отличный вариант: трехэтажный коттедж, два десятка комнат, включая бильярдную и сауну. И один-единственный туалет. Мои знакомые не удержались и спросили владельца: мол, как же так? Неужели вам по душе очереди в уборную? А тот ответил: у моих бабушки с дедушкой так было, изба на две семьи, одна уборная во дворе, и ничего, жили и радовались.

– За сауну в жилом доме бабушка с дедушкой пороли бы внука мокрыми розгами.

Они вернулись в комнату, где были разбросаны вещи.

– Надо бы все помещения осмотреть с твоей лампой, – просительно сказал Макар.

– Я тебе объяснял, – терпеливо сказал Бабкин. – В свете ультрафиолета следы разрушаются. Здесь еще полиции работать, а уничтожать улики – это свинство. С лупой ходи и с реактивом Воскобойникова, по старинке. Кстати, в кухне на кафеле высохшее темное пятно. Давай, тренируйся.

Пока Илюшин ползал вокруг пятна, Сергей придвинул табурет к окну, сел и стал рассказывать.

– В две тысячи восьмом, когда я уже ушел из прокуратуры, ко мне обратился знакомый следователь, Урюпин, – молодой парень, пристроенный к нам по блату, но смышленый и азартный. У него в производстве было дело об убийстве. Мужчину сорока пяти лет зарезали январским вечером в парке. В деле имелось три странности. Во-первых, ничего не взяли. В карманах нашлись документы, ключи и несколько тысячных купюр. Можно было предположить, что ограбили его ради крупных денег, но когда опросили соседей, подтвердилось, что больших сумм у бедолаги не водилось. Во-вторых, эксперт насчитал на его теле пятнадцать ножевых ранений. Мужик был укутан в пуховик и теплый свитер, а его истыкали с такой легкостью, будто он стог сена. В-третьих, все произошло вечером, около восьми, в парке «Дубки», недалеко от «Тимирязевской». Парк небольшой, а главное, людный. Рядом с ним проходит маршрут двадцать седьмого трамвая, из которого и вышел наш бедняга минут за пять до того, как встретил убийцу.

Илюшин снял очки и уложил реактивы в коробку.

– Серега, это обычный кетчуп, размазанный по полу. Я и в твоей истории пока не вижу ничего удивительного.

– Убитого вспомнили свидетели, ехавшие вместе с ним в одном вагоне. Он был пьян и приставал к девушке.

– Той, которая на фотографии?