Даже вампиры хандрят - Макалистер Кейти (2006)

— Вообще-то я о надписи на двери, — я кивнула туда, где местный художник, оформляющий вывески, бросил свои трафареты и краски.

— О! Ммм… — Клэр задумалась и стала рассматривать свежеокрашенные слова на верхней половине открытой офисной двери. — «ОКО МАГИЧЕСКОГО КРИСТАЛЛА, САМАНТА КОСС И КЛЭР БЕННЕТ, ДЕЛИКАТНЫЕ ЧАСТНЫЕ РАССЛЕДОВАНИЯ». Мило, но я все еще думаю, что чересчур странно. Люди подумают, что мы — ненормальные частные детективы.

— Но мы и есть ненормальные, Клэр.

— Говори за себя. Я такая же нормальная, как и все, — она вытащила из букета тюльпан, подошла к окну и локтем оттерла маленькое пятнышко на грязном стекле. — Разве сегодня не прекрасное утро?

Я посмотрела в окно на серое дождливое небо и пожала плечами. Затем привела в порядок бумагу в своем новом принтере.

— Типичный шотландский май: серый, холодный и дождливый.

— Когда я проснулась сегодня утром, — мечтательно сказала Клэр, бессознательно приняв изящную позу, которая делала ее звездой подиума, — все очаровательные цветочки были перецелованы росой, будто на них оставили следы танцующие феи в маленьких мокрых тапочках. Это так мило, правда? Словно я сама это сделала.

— Очень, гм… — Клэр моргнула серебряными ресницами. Я уступила ее оптимистичному выражению лица. — Очень поэтично. Но не слишком соответствует действительности.

Она снова моргнула, и ее большие синие глаза заволокло смятение.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… просто посмотри на себя, — я махнула рукой в сторону ее тела. — Ты — моя противоположность. Я — низкая, крепкая, темноволосая, а ты — высокая, красивая, изящная, у тебя пепельные волосы, о которых, кажется, бредит каждая. Но ты несколько тяжеловата для «танцев на поцелованных росой цветочках», тебе не кажется? Ты бы передавила этих малюток к чертовой матери, если бы попыталась сделать это в своем человеческом облике.

Она закатила свои выразительные глаза и несколько раз коснулась моей руки тюльпаном. У Клэр всегда были с собой цветы — она не могла от них избавиться, как и моя мать. Цветы были в них просто встроены на уровне генов.

— Ты опять начинаешь про то, что всё это глупости, и я не буду тебя слушать, я просто не буду тебя слушать.

Я обняла ее обеими руками и мягко встряхнула.

— Ты — фея, Клэр. Пришло время признать этот факт. Ты — фея, твое настоящее имя — Глиммерап. Твои родители-феи оставили тебя у моих тети и дяди, потому что хотели для тебя лучшей жизни, нежели бегать в мокрой обуви и штамповать росу на цветах. Сомневаюсь, что они бы это сделали, знай, что в твоем представлении лучшая жизнь — расхаживать туда—сюда в крохотном нижнем белье перед незнакомцами с фотоаппаратами, но это значения не имеет. Ты — фея, и чем скорее ты это признаешь, тем счастливее будут все вокруг.

— Я — не фея; я — модель, демонстрирующая нижнее белье.

— Ты и то, и другое.

— Ой! — Она отщипнула кусочек нежного красного лепестка тюльпана и засунула в рот. — Забери свои слова назад!

— Ни за что, — сказала я спокойно, отпуская ее и подключая принтер к ноутбуку, что лежал на исцарапанном и потрепанном жизнью дубовом столе, который я заняла для себя. — Это — правда, и ты это знаешь, даже если отрицаешь.

— Уж кто бы говорил об отрицании! — сказала она, подходя к своему столу и оставляя за собой след из лепестков тюльпана. — Ты отрицаешь свое происхождение всякий раз, как только можешь.

Я рассмеялась. Я не могла остановиться — сама мысль о том, что я могу игнорировать то, кем была, вызывала смех.

— Я никак не могу отрицать свое происхождение. После того, как я выросла единственным ребенком в семье, где мать — брызжущая поэзией остроухая эльфийка, которая намерена жить вечно, какие тут могут быть сомнения? Годы Киблеровских