Покоренная сила - Евгений Красницкий (2016)

– До будущего года еще дожить нужно, Анюта, пока что и так хлопот полон рот. Ты вот девкам задания раздала, а я – тебе. Платья там всякие, седла бабьи… Тьфу, и говорить-то противно. Ладно, с этим сама разбирайся. А с самострелами, раз уж начали… Назначаю тебя бабьей десятницей, даже полусотницей. Учи всех подходящих баб и девок из семьи. Разбирай их на десятки, ставь над ними десятниц. О самострелах с Лавром сама договаривайся. В поле не води, бери тот кусок тына, к которому наше подворье примыкает. Велишь холопам, чтобы подходящий помост изладили, лестницы и все прочее. В общем, все так, будто бы вам тут оборону держать, если в осаду сядем. Михаилу тебе, Анюта, в помощники назначаю, пока с воинской школой на эту… Михайла, как ты говорил?

– На базу.

– Пока он с воинской школой на базу не отъедет… Ох, не лежит у меня душа к вашим игрищам, ну какой у девок порядок может быть? Перестреляете друг друга…

– Порядок будет, батюшка, да такой, что ратникам не снился, – твердо пообещала мать. – Не беспокойся.

– Кхе! Дай-то Бог. Ты Прошку-то зачем позвать велела?

– Щенков на всех не хватит, батюшка, пусть пробежится по селу, вызнает, где еще взять можно и что взамен попросят.

– Пустобрехов бы не набрал, – озаботился дед, – такие псы, как Чиф был, – редкость.

– Это Прохор-то пустобрехов наберет? – мать преувеличенно удивленно подняла брови. – С его-то даром?

– Кхе, тоже верно.

* * *

Следующие несколько дней стали для Мишки настоящим кошмаром. Допросы с пристрастием, которые учинили ему мать и сестры по поводу покроя амазонки, довели его до полного отчаяния. Уже к концу первого дня у Мишки созрело твердое убеждение, что воспетый классикой американской литературы капитан Батлер был либо абсолютно вымышленным персонажем, либо извращенцем и психом одновременно.

Ну не мог нормальный мужик, тем более офицер-артиллерист, так досконально разбираться в женских тряпках. В противном случае, он вместо «клевого прикида» видел бы на любой женщине лишь сложный набор из вытачек, клиньев, пройм, вставок, прошивок, рюшечек, фестончиков, оборочек и еще черт знает чего, – начисто отбивающий всякий интерес не только к самой тряпочной конструкции, но и к тому, что находится внутри нее.

В конце второго дня исполнения столь опрометчиво взятой на себя роли кутюрье, очевидно находясь в состоянии временного помрачения рассудка, Мишка проговорился бабам о таком дьявольском изобретении, как кринолин, после чего и вообще начался сущий ад. Сколько обручей должно быть? Какой ширины? А как в этом сидеть? И так далее, и тому подобное. Как в этом сидеть, Мишке никогда и в голову не приходило задуматься, об остальном в общем-то тоже. И деваться некуда – домашний арест.

Утром третьего дня Мишка проснулся в холодном поту. Всю ночь его терзал кошмар: его собственные чертежи, сделанные углем на столе, во сне ожили и накинулись на Мишку, размахивая отрезами тканей и терзая его плоть иголками, булавками, ножницами и прочим портновским инструментом.

«Блин! Ну это ж надо было умудриться устроить самому себе такой геморрой! Едрена-матрена, как изволит выражаться его сиятельство граф Корней Агеич. Помнится, сэр Майкл, после визита к чете князей туровских вы подыскивали себе место в одной из питерских психушек? Позвольте отдать должное вашей прозорливости, сэр. Актуальность вопроса не подлежит сомнению.

Вчера, если вы изволили обратить внимание, при посещении раненых один из них смотрел на вас так, словно намеревался осведомиться о вашем душевном здоровье. Это когда вы, сэр, позвольте вам напомнить, завели с маэстро Артемием разговор о дамских головных уборах, употребляемых в тех регионах необъятной земли Русской, где упомянутому маэстро Артемию довелось побывать на гастролях.

Итак, сэр Майкл, в дурдом! В дурдом! Труба зовет!