Кровь на эполетах - Анатолий Дроздов (2021)

Офицеры заулыбались. Пою припев и завершаю:

Последний раз сойдемся завтра в рукопашной,

Последний раз России сможем послужить.

А за нее и помереть совсем не страшно,

Хоть каждый все-таки надеется дожить!..

– Умеете вы настроение поднять, Платон Сергеевич, – сказал Спешнев, когда я смолк. – Что ж: последний – так последний! – Он сжал кулак.

– Хотел быть завтра с вами! – вздохнул я. – Только не позволят.

– Вам нельзя, – покрутил головой Синицын. – Мы сгинем – невелика потеря, а вот вы у России такой один. Сколько уже сделали! Говорят, даже наследника у государыни приняли.

– Было дело, – кивнул я. – Ее императорское величество так пожелала.

– А еще немца-акушера пинками от государыни прогнали, – продолжил Потапович.

Надо же! И здесь знают.

– Пинать не пинал, но за шиворот волок, – признался я. – А вот нечего к русской императрице с грязными лапами лезть!

Офицеры захохотали.

– Какой он, наследник? – спросил Синицын.

– Младенец, как младенец, – пожал я плечами. – Ест, спит, пачкает пеленки. Даст Бог, вырастет умным и здоровым.

– Сохрани его Господь! – перекрестился Синицын. Другие офицеры поддержали. Любят здесь царя, это не в двадцатом веке.

Из полка я вернулся в приподнятом настроении, но мне его мгновенно испортили.

– Где вас носило, граф?! – раздраженно напустился на меня царь, к которому меня потащили сразу по прибытию.

– Навестил свой полк, – ответил я. – Счел нужным сделать это перед сражением.

– Ваша обязанность – неотлучно находиться при моей особе! – отрезал Александр. – Почему вас должно искать?

– Виноват, ваше императорское величество! – поклонился я.

– Ладно, – махнул он рукой. – Слушайте меня. Даву, едва выслушав наши предложения, приказал отправить парламентеров обратно. Не вышло у них. Помнится, выказывали желание говорить с маршалом?

– Точно так, – подтвердил я.

– Вот и поезжайте! Если примет…

– Что могу ему обещать?

– Что угодно – в рамках разумного, конечно. Главное: пусть откажется от сражения. Багратион, прусские и шведские генералы не уверены в успехе – неприятель силен.

Понятно: у царя Аустерлицкий синдром. Тогда он грубо вмешался в управление войсками и потерпел поражение. Хлесткий удар по самолюбию. Не хочет ходить со славой битого императора.

– Мы позволим Даву беспрепятственно уйти в Париж и не станем преследовать, – продолжил Александр. – Сами встанем на границах, намеченных в наших предложениях. Французы не желают их признавать миром, посмотрим, что запоют, когда увидят наши армии.

Это кто ж такой «умный» совет царю дал? Если Даву вернется в Париж, отказавшись от сражения, его отдадут под суд. Маршал на такое ни за что не пойдет. А морковку ему предложить? Большую и сладкую? Не додумались?

– Разрешите отправляться, ваше императорское величество?

– Поезжайте, Платон Сергеевич! – кивнул царь. – Помогай вам Господь! – он перекрестил меня. – И знайте: убедите маршала – быть вам генералом. А еще за мной орден Андрея Первозванного.

М-да, крепко у Александра подгорело. Высший орден Российской империи! В штабе раздобыл белый флаг, сел на Каурку и отправился к французским аванпостам. На одном из них меня и остановили.

– Я офицер Свиты русского императора, – пояснил подошедшему лейтенанту. – Мне нужно видеть генерала Маре.

– Назовите ваше имя! – потребовал француз.

– Платон.

– И все? – удивился он.

– Этого достаточно. Генерал хорошо меня знает. Более того: будет рад видеть.

Пусть лейтенант думает, что я французский шпион в русском лагере. Не убедил: лицо офицера выразило сомнение.

– Генерал в городе. Это далеко, – буркнул он.

– Можете взять мою лошадь. Будет быстрее.

Я спешился и протянул повод французу.

– Ждите мсье! – кивнул он, взобрался в седло и ускакал.