Асимметричный ответ - Макс Глебов (2020)

– Стрелка. Пока только одного стрелка. Более детальный анализ повреждений, полученных нашими самолетами, показал, что второй снайпер Нагулину явно не ровня. Возможно, довольно способный ученик, но с самим стрелком он ни в какое сравнение не идет. Если исходить из скорострельности «панцербюксе-38» и опираться на показания выживших участников сражения, можно сделать вывод, что за время боя второй снайпер произвел около сорока выстрелов, допустив не менее восьмидесяти процентов промахов. Учитывая сложность целей, это отличный результат, но не более. Ничего сверхъестественного. Нагулин попал бы тридцать раз из сорока.

– Уже легче, – кивнул генерал. – Продолжайте.

– Так вот, вернемся к возможностям стрелка. Мы пришли к выводу, что при всей их необычности они все же имеют четкие границы. Практика показала, что стрелок, имеющий на вооружении крупнокалиберное автоматическое оружие, может уверенно противостоять атаке пяти-шести самолетов, да и то лишь в ситуации, когда они атакуют не непосредственно его, а другие цели. Если самолетов больше, защищаемые стрелком объекты начинаю нести потери. Одновременный бомбовый удар двадцати Ju-87 стрелок сорвать не смог, даже несмотря на поддержку второго снайпера. Бомбардировщики успели сделать два захода и нанесли пехоте противника существенный урон. Думаю, если бы они атаковали не русские окопы, а самого Нагулина, результат для него был бы весьма печальным.

– Наконец-то я слышу что-то обнадеживающее, – произнес генерал, неспешно прохаживаясь по кабинету.

– Это еще не все. Трижды стрелок руководил действиями ночных бомбардировщиков. В районе Кременчуга он делал это с земли, и потом дважды управлял группами из десяти ТБ-7 и Ер-2 под Киевом и Вязьмой. Десять самолетов – его предел. Собрать группу большей численности он, конечно, может, но вот эффективно ими управлять – нет. Его группы в обоих случаях понесли существенные потери, даже когда ведомых было всего десять.

– Это были оправданные потери, – возразил генерал. – И под Киевом, и под Вязьмой достигнутый русскими результат не шел ни в какое сравнение с потерей нескольких тяжелых бомбардировщиков.

– Несомненно, – не стал спорить Рихтенгден, – но суть ведь не в этом. Главный вывод из сказанного состоит в том, что, делая ставку на новейшие достижения наших инженеров, мы упустили один простой, но важный нюанс – русский успешно борется с одиночными целями и неплохо справляется с несколькими противниками, даже если они являются нашими новейшими разработками, но эффективно действовать против большого числа обычных строевых машин, вроде «штук», он просто не успевает.

– Предлагаете завалить Нагулина трупами, полковник? – с сомнением в голосе спросил генерал. Было видно, что он напряженно обдумывает полученную информацию, но пока к определенным выводам не пришел.

– Если быть предельно циничным, то можно сказать и так, – пожал плечами Рихтенгден. – Потери неизбежно будут высокими, но для уничтожения такого необычного противника это было бы слишком просто.

– Тогда в чем состоит ваша идея?

– Стрелок уже неделю практически никак себя не проявляет на фронте. Думаю, русские что-то готовят. Как вы думаете, герр генерал, что сейчас является нашей самой уязвимой точкой, ударив по которой можно существенно нарушить все наши планы?

– Воздушный мост, переброшенный люфтваффе в Московский котел, – не задумываясь, ответил генерал. – Рейхсмаршал Геринг смог прыгнуть выше собственной головы. На юге и под Ленинградом наши войска стонут от отсутствия эффективной поддержки с воздуха, но больше тысячи транспортных самолетов под плотным истребительным прикрытием бесперебойно доставляют грузы окруженным, и русская авиация ничего не может с этим поделать, хотя попытки были. К счастью, безуспешные. Противник потерял слишком много самолетов, поддерживая наступление своих танковых сил на Вязьму, и банально выдохся.