Оружейный барон - Дмитрий Старицкий (2016)

Лейтенант был явно с отогузской кровью. Крепок. Невысок. Черняв. Кареглаз. На огемца он совсем не похож. Полагаю, больше на местных смахивал.

— И как будем делить командование, лейтенант? — спросил я его, рассматривая документы.

Вопрос с подчиненностью в моем положении очень серьезный, так как гвардейский лейтенант приравнивается к армейскому капитану и может при желании качать права о старшинстве чинов. Тогда коту под хвост вся служба… если не хуже. Вместе с котом в кобылью щель.

— Вы руководите боем и показываете мне, куда стрелять, я рассчитываю и стреляю, — ответил он. — На разницу в чинах его величество особо рекомендовал не смотреть. И не чиниться с вами. Командир — вы. Я подчиненный.

— Рецкий язык знаете?

— Так… пару фраз… и те неприличные, — смущенно улыбнулся он.

— А у нас один броневагон рецкими горными канонирами будет оснащен. Такие вот пироги, господин лейтенант. И не изменить этого — большая политика вмешалась.

— Засада, — покачал он головой. — А у вас как с рецким?

— Хорошо у меня с рецким. Я сам рецкий горец с горы Бадон, — улыбнулся я его непониманию. — У нас там не все радикальные блондины, бывают и такие, как я. — И резко поменял тему: — Вот что я подумал, лейтенант… Горцев поставим на знакомые им трехдюймовые системы, а вот на броневагон с четырехдюймовыми гаубицами набирайте экипаж сами. Справитесь?

— Куда я денусь, господин флигель-адъютант? — улыбнулся он. — Можно отбирать из госпиталей? Или только с маршевых лагерей?

Вот так вот… когда ко мне хотят проявить уважение, то кличут адъютантом, намекая на то, что это звание придворное. А когда хотят поставить на место, то тычут в лицо фельдфебельством. Вот она двойственность моего статуса. Во всей красе.

— Можно… Из госпиталей даже предпочтительней, так как люди там пороха уже понюхали. Нам это важно. Стрелять по нам будут больше, чем по пехоте в окопах. И еще… чтобы не чиниться… называйте меня вне строя и в боевой обстановке коротко: «командир». А когда наедине или вне службы, то просто Савва.

— Тогда я для вас — Атон, — протянул он правую ладонь. — Мы почти ровесники.

И мы крепко пожали друг другу руки.

Вроде сработаемся. Ладонь у него сухая, крепкая, пожатие без дурацких нажимов, типа «я все равно сильней тебя буду».

— Разрешите курить, командир? — и улыбается, засранец.

— Курите, — разрешил я, игнорируя подколку. — Только отойдем в курилку. Не будем подавать солдатам плохой пример.

Не успел Безбах раскурить свою большую трубку, как за нашими спинами раздался знакомый голос, но с незнакомыми просительными интонациями:

— Господа, можно к вам присоединиться?

— Не занято, — ответил лейтенант, окутываясь медовым дымом с приятными оттенками запаха сушеного чернослива.

Заводской инженер зашел в курилку, сел на противоположную от нас лавку, вынул папиросу, постучал ею по портсигару, но закуривать не стал. Повел дозволенные речи.

— Господин флигель-адъютант, — обратился он ко мне, — я тут подумал над тем, что вы вчера говорили… и вот что мне пришло в голову. На заводе есть немного недоделанная горная гаубица, от которой отказалась армия только потому, что ее люлька непригодна для вьючки. Но вам же не требуется это орудие разбирать и вьючить. Вам надо его руками катать по полю. Соответственно неразъемное орудие будет крепче, и вес его будет меньше. Там, правда, четыре дюйма калибр, но уменьшить его до трех несложно.

— А сколько весит эта гаубица? — спросил я.