Ангелы и демоны - Дэн Браун (2004)

– Верно! – Голос камерария звучал решительно и резко. – Но меня беспокоит даже не это. Никто за стенами Ватикана не знал, что его святейшество принимает это лекарство.

Все умолкли, обдумывая возможный смысл услышанного.

– Если имела место передозировка гепарина, – первой нарушила молчание Виттория, – то признаки этого в теле можно обнаружить.

– Мисс Ветра, – бросил, повернувшись к ней Оливетти, – повторяю, если вы пропустили это мимо ушей: законы Ватикана запрещают вскрытие усопшего понтифика. Мы не намерены осквернять тело его святейшества только потому, что враг сделал это возмутительное заявление.

– Я вовсе не предлагаю… – смущенно произнесла Виттория, которая отнюдь не желала проявить неуважение к телу покойного папы. – Я вовсе не предлагаю, чтобы вы эксгумировали тело… – Она умолкла, и в ее памяти вдруг всплыли слова, сказанные Лэнгдоном в капелле Киджи. Он тогда мимоходом заметил, что саркофаги, в которых покоятся останки пап, находятся на поверхности земли и никогда не цементируются. Этот обычай корнями уходит во времена фараонов, когда считалось, что захоронение гроба в землю навсегда заточает душу усопшего. Вместо захоронения стали использовать тяжелые, иногда весящие сотни фунтов каменные крышки. «Следовательно, технически возможно…» – подумала девушка.

– Какого рода признаки? – неожиданно спросил камерарий.

Виттория почувствовала, как ее сердце затрепетало от страха. Подавив волнение, она сказала:

– Чрезмерно большая доза гепарина вызывает кровотечение слизистой оболочки рта.

– Чего, простите?

– Десны жертвы начинают сильно кровоточить. После смерти кровь запекается, и ротовая полость умершего чернеет.

Виттория как-то видела фотографию, сделанную в лондонском аквариуме, после того как пара касаток в результате ошибки дрессировщика получила слишком большую дозу гепарина. Безжизненные тела касаток плавали на поверхности бассейна, их пасти были открыты, и из них вываливались черные как сажа языки.

Камерарий, не проронив ни слова, уставился в окно.

– Синьор, если заявление об отравлении окажется правдой… – начал Рошер, и в тоне капитана на сей раз полностью отсутствовал присущий ему оптимизм.

– Это не может быть правдой, – перебил его Оливетти. – Доступ посторонних к папе был полностью исключен.

– Если это заявление окажется правдой, – повторил Рошер, – и наш святой отец был отравлен, то это может серьезно осложнить ход поисков антивещества. Убийство понтифика говорит о том, что враг проник в самое сердце Ватикана. В этом случае нельзя ограничиваться осмотром белых зон. Поскольку нашей системе безопасности нанесен такой сокрушительный удар, мы скорее всего не сможем обнаружить заряд вовремя.

Оливетти одарил подчиненного ледяным взглядом и произнес:

– Капитан, если хотите, я могу сказать вам, что произойдет…

– Нет, – неожиданно повернувшись, перебил камерарий. – Это я скажу вам, что произойдет в ближайшее время. – Клирик посмотрел в глаза Оливетти и продолжил: – Все зашло слишком далеко. Через двадцать минут я приму решение о том, приступать или не приступать к эвакуации Ватикана. Одновременно это будет решением о дальнейшей судьбе конклава. Это окончательно. Ясно?

Оливетти даже бровью не повел, но ничего не ответил.

Камерарий стал говорить напористо, так, словно открыл в себе новый источник энергии:

– Капитан Рошер, завершайте осмотр белых зон. Об окончании немедленно доложите.

Рошер кивнул и окинул Оливетти тяжелым взглядом. Камерарий подозвал к себе двух гвардейцев и сказал:

– Я хочу, чтобы репортер Би-би-си Гюнтер Глик был немедленно доставлен в этот кабинет. Если иллюминаты выходили с ним на связь, он сможет нам помочь. Ступайте.

Солдаты скрылись за дверью.

Затем камерарий обратился ко всем задержавшимся в кабинете швейцарским гвардейцам.