Один из нас лжет - Карен Макманус (2018)

Потом скрывается за углом, а когда выходит через десять минут, мы с ней идем к лифту и поднимаемся на третий этаж.

Эштон вставляет ключ в замок двери с номером 302, и мы входим в большую квартиру с высоким сводчатым потолком. Тут все сплошь окна, голый кирпич, лакированные деревянные полы, и мне это нравится с первого взгляда.

– Что думаешь? – спрашивает Эштон.

Я прислоняю костыли к стене и прыгаю в открытую кухню, любуюсь мозаичной плиткой за мойкой. Кто бы мог подумать, что в Бэйвью есть что-то подобное?

– Красиво. Ты что, собираешься ее снять? – Я стараюсь говорить с энтузиазмом, не показывая страха, что она бросит меня одну с мамой. Эштон живет с нами недолго, но к хорошему привыкаешь быстро.

– Уже сняла, – отвечает она, улыбаясь во весь рот, и крутится посреди паркетного пола. – Пока ты лежала в больнице, нам с Чарли сделали предложение насчет нашего дома. Его еще нужно оформить, но как только это произойдет, у нас будет очень неплохая прибыль. Он при разводе взял на себя выплату всех своих студенческих займов. Мой дизайнерский бизнес все еще идет медленно, но у меня есть заначка, чтобы не напрягаться. И в Бэйвью жизнь гораздо дешевле, чем в Сан-Диего. Там такая квартира в центре стоит в три раза дороже.

– Фантастика! – Надеюсь, мне удалось изобразить радость. Да я и рада за нее, на самом-то деле. Просто буду по ней скучать. – Ты освободи у себя комнату, чтобы я тебя навещала.

– Свободная комната у меня есть, – говорит Эштон. – Но только я не хочу, чтобы ты меня навещала.

Я ошеломленно смотрю на нее. Наверное, я ослышалась. Мне казалось, мы с ней отлично ладили эти два месяца.

Она смеется, увидев мое лицо.

– Я хочу, чтобы ты тут жила, глупая. Тебе из того дома нужно смыться не меньше, чем мне. Мама сказала, что не возражает. У них с Джастином пошло на спад, и она считает, что это можно поправить, если они будут проводить как можно больше времени вдвоем. К тому же тебе через несколько месяцев будет восемнадцать, и ты сможешь жить где хочешь.

Я хватаю ее в охапку, не давая договорить, и она несколько секунд терпит, прежде чем высвободиться. Мы все еще не освоили искусство проявления сестринской нежности и делаем это немного неуклюже.

– Давай посмотри свою комнату. Она вон там.

Я хромаю в залитую солнцем комнату с огромным окном, выходящим на велодорожку за домом. Вдоль стен встроенные книжные полки, обнаженные балки потолка обрамляют восхитительный светильник с дюжиной лампочек разных форм и размеров. Мне нравится.

Эштон прислоняется к двери, улыбаясь мне.

– Начинаем обе с чистого листа, да?

Наконец у меня появляется ощущение, что это может быть правдой.

Бронвин

Воскресенье, 18 ноября, 10.45

На следующий день после освобождения Нейта я дала свое первое и последнее интервью СМИ. Я не собиралась это делать, но сам Мигель Пауэрс подкараулил меня возле дома, и, когда я впервые почувствовала полную силу его обаяния, изменившего ход нашего дела, устоять против него было невозможно.

– Бронвин Рохас! Наверняка это вы. – Он был в безукоризненном темно-синем костюме, в галстуке с замысловатым узором, золотые запонки сверкали на вытянутой руке, а на лице светилась теплая улыбка.

Еще чуть-чуть – и я бы не заметила камеру у него за спиной.

– Мне уже несколько недель до смерти хочется поговорить с вами. Вы не бросили своего друга – и я этим восхищаюсь. Я восхищался вами все время, пока шло расследование.

– Спасибо, – чуть слышно отвечаю я. Это была явная попытка польстить мне, что ему вполне удалось.

– Я бы очень хотел услышать ваше мнение об этом. Вы можете уделить нам несколько минут и рассказать, как пережили эти испытания и как чувствуете себя теперь, когда все закончилось?