Бандит - Андрей Круз (2016)

Торчки – у них денег нет, крутятся тут, чтобы или развести кого-то на дозу, или кинуть, или на иную удачу надеются. В долг выпросить, например. А реальный покупатель сюда просто приходит и уходит или уезжает. Мою «Тайгу» провожают взглядами, полиции тут не видно. И не должно быть видно, как я уже знаю. Да, вот и подсказка: полиции просто так здесь вообще не бывает. Только с рейдами, только большими силами, но у этих на всех въездах на район дозорные из местной мелкоты, неожиданно сюда не вломишься.

Тут и уже загашенных хватает, хотя, как понимаю, на улицах не употребляют, для этого тут пустых квартир и целых домов пруд пруди, заходи и… кури, снова подсказало знание. Двигают тут больше амфетамины, тут на них все сидят. Кто не совсем конченый, тот нюхает, раздробив кристалл, кто уже спекся – тот курит. По вене уже последняя стадия, таких меньше. Вон мужик с седой бородой сидит на заднем бампере старенького универсала с поднятой задней дверью – он трубки продает стеклянные, через них курят. Сунут кристалл, жгут его турбозажигалкой и дым тянут, отъезжают.

Тут все есть: и скупка краденого у торчков, и девки-наркоманки с минетами за двадцатку, а то и десятку, сутенеры и барыги такими квартиры набивают, и все есть, что хочешь, все, что бывает в самых жутких трущобах по всему миру. Просто у нас этих трущоб и в самые дурные времена не было. Так что тогда тут случилось?

Знание помогать отказалось, как будто для него вопрос слишком общий.

А вот конкретное – улица Восьмого Марта, она отделяет Гадюжник от грязноватой, но все же обитаемой промзоны. И на улице уже движение наблюдается. Какие-то машины узнаю, какие-то еще нет. Вон «Газель» с кузовом-ящиком, вон явно «КамАЗ», но какой-то другой, гружен трубами. На перекрестке мне направо, но ехать не до конца, недалеко совсем. Если прямо, то дальше налечу на пост полиции. Милиции, опять всплыла в мозгу подсказка. Милиция здесь, не полиция.

Асфальт раздолбан, местами заплатки, местами просто ямы. Напоминает начало девяностых скорей, но это не девяностые, это намного позже.

Зазвонил телефон в кармане у трупа. Ладно, пусть звонит, пока не до него. Пока мне с этим своим трупом надо в глухом месте один на один оказаться. Телефон звонил долго, упорно, трижды подряд, потом все же умолк. Потом зазвонил еще один, я по звуку нашел его в подлокотнике, там тоже маленький бардачок с плохо запирающейся крышкой.

Выудил аппарат, посмотрел. Смартфон как смартфон, только логотип производителя незнакомый. На экране пульсирующий силуэт зеленой телефонной трубки, подпись «Большой». Кто такой Большой?

В голове словно целый пласт знаний оторвался от дна болота и всплыл на поверхность. Ага, вот он кто. Потом наберу, когда с главным покончу. Есть что сказать.

А вон и съезд на грунтовку, прямо через почти исчезнувший тротуар и вырубленные кусты. «Тайга» свернула на проселок, поехала под уклон, покачиваясь на кочках. Тут редко ездят и еще реже ходят. Место нехорошее, можно запросто забрести и не выбрести, сюда совсем одичалые люди из Гадюжника ходят по своим совсем нехорошим делам. Могут просто за ботинки убить или даже наудачу. Мало ли, вдруг в карманах что-то такое есть, что можно махнуть на дозу или бухло. Дадут по черепу трубой или нож сунут, а потом глянут, было что при тебе или так завалили, впустую.

Слева речка под романтичным названием Помойка, настоящего имени и не знает никто. Дальше она уйдет в широкую старую трубу, которая когда-то была закрыта решеткой, но потом ту выломали, как проржавела. Дорога пройдет по трубе сверху, а справа как раз и будет огромная нелегальная свалка – самое страшное место в городе.

Мне никто этого не диктует, не объясняет, не показывает картинки. Просто я этого не знал раньше и вдруг стал знать. Это знание даже ощущается как свое, хоть и немного сбивает с толку иногда, потому что приходит неожиданно.