Разрушенный дворец - Эрин Уатт (2018)

– «Обычно он притворялся, что спокоен, но стоило вам сказать хоть слово о его матери, он мигом слетал с катушек. Примерно год назад какой-то парень назвал его мать шлюхой. И он так отделал его, что бедняге пришлось лечь в больницу. После этого Ройалу запретили драться. Тому парню он сломал нос и выбил глаз». Вопрос: «Значит, потом он больше никогда не дрался?» Ответ: «Нет. Спустя где-то шесть недель он вернулся. Разрешение на бои давал Уилл Кендалл, и он сказал, что Ройал может вернуться. Остальные не стали спорить. Но я думаю, что Ройал заплатил Кендаллу».

Я смотрю в пол, чтобы Гриер не увидел чувства вины в моих глазах. Я действительно заплатил Кендаллу. Парень хотел поставить на свою спортивную тачку новый двигатель, который обошелся бы ему в две штуки баксов. Я дал ему денег и вернулся в доки.

– Ничего не хочешь сказать? – спрашивает Гриер.

Я испытываю неловкость, пытаюсь придать своему лицу безразличный вид и пожимаю плечами.

– Да, все это правда.

Гриер делает очередную пометку.

– Кстати, раз уж речь зашла о твоих драках из-за матери… – Умолкнув, он поднимает еще один подшитый к делу документ. – Ломать челюсти, похоже, стало твоим хобби.

Я сжимаю зубы и с каменным лицом смотрю на адвоката. Уже понятно, о чем пойдет речь.

– Остин Маккорд девятнадцати лет до сих пор жалуется на проблемы с челюстью. Ему пришлось шесть месяцев питаться мягкой пищей, потому что его челюсть была зафиксирована проволокой. Ему понадобилось установить два зубных имплантата, и он по сей день испытывает трудности во время еды. Когда мистера Маккорда спросили о причинах его травмы, он… – Гриер встряхивает лист, – простите за каламбур, не мог открыть рот, но друг Маккорда объяснил, что у последнего произошла стычка с Ридом Ройалом, в результате чего он и получил эту серьезную лицевую травму.

– Зачем вы читаете мне это? Вы же лично заключили сделку с Маккордами и заверили нас, что она конфиденциальна.

Что касается самой сделки, то папа создал фонд, чтобы оплатить Маккорду четыре года обучения в университете Дьюка. Взглянув на своего отца, я вижу, что он тоже пребывает в смятении. Его губы сжаты в тонкую линию, глаза покраснели, как будто он не спал несколько ночей подряд.

– В случае уголовного дела конфиденциальность подобных сделок не имеет значения. Свидетельские показания Маккорда рано или поздно могут потребовать в суд в качестве доказательства против тебя.

Я снова поворачиваюсь к Гриеру.

– Он сам виноват.

– И снова лишь потому, что назвал твою маму плохим словом.

Что за бред?! Как будто Гриер не стал бы защищать свою мать, которую грубо обозвали.

– Хотите сказать, что мужчина не вступится за честь женщины, тем более если она член семьи? Любой присяжный посчитал бы это оправданием.

Любой мужик с юга не оставил бы подобное оскорбление безнаказанным.

Именно поэтому Маккорды согласились на сделку. Они понимали, что в их случае никакого дела возбуждено не будет, особенно против моей семьи. Нельзя назвать чью-то мать наркозависимой шлюхой и выйти сухим из воды.

Черты лица Гриера каменеют.

– Если бы я знал, что ты будешь замешан в столь сомнительных деяниях, то не стал бы предлагать твоему отцу уладить это дело финансово. Я бы посоветовал ему военное училище.

– О, так это была ваша идея? Потому что папа всегда угрожает военным училищем, когда ему не нравится наше поведение. Значит, это вас нам нужно благодарить, – с сарказмом говорю я.

– Рид, – одергивает меня отец, стоящий у книжных полок.

Он впервые заговорил с тех пор, как мы вошли сюда, но я наблюдаю за его лицом – оно становится все мрачнее и мрачнее.

Гриер сердито смотрит на меня.

– Мы с тобой в одной команде. Не нужно ругаться со мной, мальчик.

– Не называйте меня мальчиком. – Я тоже сердито смотрю на него, опустив руки на колени.

– А то что? И мне сломаешь челюсть?