Не прощаюсь - Борис Акунин (2018)

Лохматый парень студенческого вида вдохновенно читал по книге, воздевая палец в особенно важных местах. Ему внимала публика, человек двадцать, – в основном молодая. Все при оружии. Трое в одинаковых черных плащах с пелеринами, причем один держал на коленях знакомую шляпу. Но лицо было безбородое, юное.

Нахмурившись, Эраст Петрович проследовал дальше. Кажется, поиск будет непростым.

– «…Вот ради какой великой цели мы устроим самую последнюю, самую великую из революций!»

За спиной у Фандорина захлопали. Кто-то звонко крикнул:

– Даешь революцию!

В большом пустом зале, пол которого был устлан матрасами, спали люди. У стены в ряд стояли винтовки. На широком подоконнике рылом во двор торчал пулемет. Должно быть, часть «артели» постоянно находится на казарменном положении, предположил Эраст Петрович. Раз спят днем, значит, ночью бодрствуют. Не такая уж тут, выходит, вольница.

Он добрел до лестницы, ведущей на второй этаж, и заколебался – подниматься или нет.

Задача представлялась чертовски трудной. Именно поэтому Фандорин отступать не стал.

Взявшись за перила, он поставил ногу на ступеньку. Перетащил непослушное тело. Еще шаг. Еще. Остановка.

Улитка, ползущая по склону Фудзи…

Стиснул зубы, преодолел еще три ступени. Немного отдохнул.

До следующей площадки оставался всего один «переход», когда Эраста Петровича окликнули.

– Эй, ты кто? Зачэм здэсь?

Наверху у перил стоял широкоплечий носатый мужчина, грозно сверкал черными глазами. На нем был черный плащ с пелериной, рука лежала на кобуре. Хищная физиономия до глаз заросла густой черной щетиной.

– Я свободная личность. Куда хочу, туда иду, – сказал Фандорин, приглядываясь к незнакомцу и размышляя, достаточно ли длинна щетина, чтобы свидетели назвали ее бородой? У брюнета была еще одна особая примета – довольно сильный грузинский акцент. Генерал про акцент ничего не сказал. Но, может быть, грабитель отобрал медальон молча?

Грузин ощерил острые прокуренные зубы.

– Калэку прыслалы, умныки. Ылы прикыдываешься?

Он скатился по лестнице, крепко взял Эраста Петровича за локоть.

– Сам пойдешь?

И поволок вверх. С непрошеным помощником подъем ускорился, приходилось лишь переставлять ноги.

Фандорин прикинул, не ткнуть ли грубияна в точку «мудо», но для парализующего укола пальцем требовался хороший заряд Ки, а взять его было неоткуда. К тому же сказано: если буря гонит корабль в правильном направлении, не борись с ней, а разверни парус шире.

Артельщик Воля

Буря протащила корабль по коридору второго этажа к двери с табличкой «Приемная». Внутри действительно оказалось совершенно обычное канцелярское помещение: шкафы для бумаг, стол с телефоном, пишущая машинка.

За столом сидела девица в черной коже – та самая, которую Эраст Петрович видел в вестибюле, скрипучая. Она подняла глаза от бухгалтерского абакуса, на котором что-то высчитывала.

– Кого ты привел, Джики?

– Еще одын шпыон, – сказал грузин. – Донеслы: ходыт, смотрыт.

Девица (Фандорин вспомнил, что ее называли «Рысь») наморщила вздернутый носик:

– Староват для шпиона. И не очень-то он ходит, калика перехожий.

– Э, оны хитрие. Знаю я такых инвалыдов. Как запустыт – нэ догонышь. К Арону его веду.

– Валяй, – сказала девица. Откинула на счетах костяшку, что-то записала. Мотнула головой в сторону красивой лепной двери с надписью «Председатель».

Эраст Петрович насупился. Новая жизнь, в которой он оказался, была полна обид. В прежней жизни барышни так быстро интерес к нему не теряли. «Староват», «калика перехожий».

– Иды, иды, – подтолкнул его в спину восточный человек. – Артэлщик людэй насквоз видыт. Окажэшься гныда – убью.

От толчка Фандорин едва удержался на неверных ногах, распахнул дверь грудью, и уже за порогом едва успел упереться палкой в богатый ковер.