Ермак. Отряд - Игорь Валериев (2021)

Удивлённый художник в молчании провёл меня в свой кабинет. Идти пришлось довольно-таки долго. Лишь войдя в помещение и закрыв дверь, Репин спросил:

– Итак, что вы хотели у меня спросить наедине?

– Илья Ефимович, мне нужен художник-портретист, который смог бы по описанию изобразить лицо человека, – ответил я.

– По описанию?! Хм… Оригинально… – профессор живописи задумался. – Очень интересная задача… Да что же это я! Проходите, присаживайтесь, Тимофей Васильевич.

С этими словами Репин указал на одно из трёх кресел, стоявшее рядом с небольшим круглым столиком. Кабинет был большим, кроме этого столика был и диван, и письменный стол, и рабочее место с несколькими мольбертами. Художник, сев в соседнее кресло, произнёс:

– Это действительно интересная задача для художника. Наверное, лучше всего вам бы подошёл Серов Валентин Александрович. Великолепный портретист, просто замечательный! Но он сейчас в Париже, а вам, насколько я понял, надо срочно?

– Вы правы, Илья Ефимович, очень срочно.

– Тогда порекомендую своего ученика Куликова Ивана Семёновича. Очень одарённый молодой человек. Будет замечательным художником, поверьте моему опыту. Единственное… Он из крестьян. Его отец был крепостным. Это не помешает? – Репин вопросительно посмотрел на меня.

– Лишь бы смог сделать то, что от него потребуется. А что надо сделать, я уже объяснил.

– Тогда я сейчас пошлю за ним, а потом мы здесь проведём эксперимент, – профессор живописи азартно потёр ладони между собой. – Вы будете нам описывать какого-нибудь вашего знакомого человека, а мы вместе с Иваном Семёновичем попробуем его изобразить. Честно говоря, просто не терпится взять в руки карандаш.

Пока ждали Куликова, Репин рассказывал о своих учениках, деятельности академии, успехах русских художников на международных выставках. Мне же оставалось только кивать и вовремя вставлять междометия.

Иван Семёнович наконец-то пришёл. До него была доведена задача, и эксперимент начался. Художники встали за мольберты и чуть ли не хором попросили меня начинать описание человека. Я хотел было им объяснить, как надо составлять фоторобот. В фильмах видел данный процесс: овал лица, глаза, нос, рот и так далее. Криминалист подбирает, а описывающий тут же комментирует – похоже, не похоже, шире, уже и прочее. Как работают в Соединённых Штатах художники-криминалисты, я не видел и не читал, но предполагал, что как-то так же. Но решив, что Репину виднее, начал описывать по какому-то наитию покойную Дарью – мою маленькую и смелую птичку.

Художники часто прерывали меня, прося уточнить различные детали, а я, закрывая глаза, видел моё солнышко то улыбающейся, то серьёзной, то заразительно смеющейся, и пытался всё это передать словами. Наконец они закончили и попросили подойти и оценить их труд.

Пройдя между двумя мольбертами, я развернулся, посмотрел на оба рисунка и начал правой рукой искать, на что бы опереться. Если у Ильи Ефимовича Дарью мало что напоминало, то с рисунка Куликова на меня смотрела моя улыбающаяся маленькая птичка.

Репин заметил моё состояние и спросил:

– Что с вами, Тимофей Васильевич? На вас лица нет!

– Прошу прощения, господа. Рисунок Ивана Семёновича меня просто поразил. Дарья получилась как живая.

– А кто это и что с ней произошло? – смущённо произнёс молодой художник.

– Она была моей любимой женщиной и должна была стать женой. После того как шесть с лишним лет назад было предотвращено покушение на тогда ещё цесаревича Николая Александровича, один из революционеров-террористов, желая досадить мне, убил её, – я замолчал, пытаясь проглотить образовавшийся в горле ком.

– Извините, ваше высокоблагородие, – повинно произнёс Куликов.