Жизнь на двоих - Анна Шнайдер (2021)

Может ли она исправить все то, что творила в годы их брака? Способна ли стать для Арена чем-то большим, чем просто долг, который надлежит исполнить перед обществом и законом? Виктории очень этого хотелось, но в голову лезла настойчивая мысль, что уже может быть слишком поздно. Говорят, лучше поздно, чем никогда, но это несуразная глупость – «поздно» по сути и есть «никогда».

Виктория следила за реакцией мужа на свои прикосновения и поцелуи, но следить толком оказалось незачем – Арен не реагировал. Он спокойно принимал все, но она не замечала ни трепета, ни ответной нежности. Каждый раз, когда муж прикасался к ней, Виктории казалось, будто он пересиливает себя, превозмогает собственное нежелание трогать ее. Раньше она этого не замечала… или не хотела замечать?

Как же сложно анализировать свои поступки, особенно теперь, когда вскрылась правда о проклятии! Что можно списать на его действие, а что нет? Да, проклятие провоцировало ее истерики и вспыльчивость, но не оно опустило шоры на глаза, не оно делало равнодушной к измотанности мужа.

Виктория слишком громко вздохнула от сожалений о прошлом и замерла, испугавшись, что Арен проснется. Но император, не шелохнувшись, продолжал лежать в той же позе и размеренно дышать, как любой глубоко спящий человек.

Она вновь вспомнила, как раздевала Арена вечером, и немного смутилась – впервые за годы брака Виктории захотелось прикоснуться к мужу ниже пояса, вспомнился совет Несс, и руки невольно потянулись туда…

«Не надо», – сказал Арен кратко, покачав головой, и Виктория не посмела перечить.

Теперь ей было интересно, испытывал ли он хотя бы раз в постели такое же удовольствие, как она. И в то же время Виктория боялась услышать ответ на этот вопрос, понимая, что он вполне может оказаться отрицательным.

Она всегда наслаждалась близостью с мужем, забывая про старые страхи. Она знала, что супружеская постель не обязательно несет радость и удовольствие, но у нее подобного опыта не было, Арен все время доводил ее до состояния какой-то невесомости, когда чудилось, что ты не человек, а облако в небе, так легко и замечательно становилось.

Было ли ему так же?

Был ли он вообще счастлив с ней, как она с ним?

Виктория вновь вздохнула, но уже еле слышно. Да, она действительно была счастлива с Ареном все эти годы, несмотря на проклятие, ревность и собственные истерики, несмотря ни на что. А вот он…

Императрица мгновение смотрела на его лицо, но быстро отвернулась, не в силах видеть черные провалы на месте глаз и рта. Она вспоминала, насколько часто Арен говорил ей, что устал, вспоминала, как быстро он засыпал, едва коснувшись головой подушки, иногда даже не накрывшись одеялом, и Виктории делалось больно и стыдно.

«Не важно, что говорить, – подумала она, потерев заслезившиеся глаза. – Можно утверждать, что любишь, на словах, а на деле мучить, как я мучила Арена. Нет в мучениях никакой любви! Когда любишь, не хочешь, чтобы мучился тот, кого любишь».

Виктория тихо подошла к кровати и вновь легла. Медленно подползла к мужу, осторожно обняла его одной рукой и уткнулась носом в спину.

«Я больше не буду тебя мучить, – пообещала она самой себе так твердо, как могла. – Никогда».

Арен встал и ушел в свой кабинет раньше обычного – сон рядом с Викторией был беспокойным, и если в начале ночи он уснул просто потому что устал, то ближе к утру находиться в ее спальне стало невыносимо.

К Софии император не пошел, хотя очень хотелось, но ему нужно было подумать обо всем еще раз. Думалось, правда, плохо, и Арен чувствовал себя человеком, запертым в комнате без дверей и окон, – оставалось только биться лбом о стену.

Ощущение разорванности преследовало его с вечера, когда он уходил от Софии, и до сих пор не отпускало. И Арен не представлял, как лучше поступить, чтобы уменьшить боль. Не свою – Софии. Он хотел бы, чтобы она была счастлива, а не мучилась, не страдала от их тайной связи.