Князь - Александр Прозоров (2017)

Лисьин спешился перед скромным храмом с двумя приделами, перекрестился на висящую над входом икону, но внутрь не пошел. Бросив поводья Пахому, он двинулся между глухими стенами бревенчатых амбаров. Андрей, спрыгнув на землю, поспешил за ним. Вскоре гости Себежа оказались на довольно просторной для этого места площадке – где-то десять на двадцать метров, – перед высоким тыном с распахнутыми воротами, за которым метрах в пяти уже виднелось крыльцо.

Боярин шагнул через порог на двор, остановился, широко перекрестился и отвесил поклон:

– Да благоволит Господь этому дому и хозяевам его, и детям, и всем их близким. Да будут амбары дома сего полны, да будет тучен скот в здешних хлевах, да будут быстры кони в конюшнях этих. Пусть детский смех всегда радует хозяйку дома сего и ее мужа…

Свои пожелания гость перечислял довольно долго и громко, время от времени крестясь и кланяясь. В доме послышался шум, топот. Дверь приоткрылась, закрылась, приоткрылась снова. Еще пара минут – и на крыльцо торжественно вышел, постукивая посохом и выставив объемистый живот, дородный помещик лет сорока в высоченной бобровой шапке, в собольей шубе со свисающими до пола рукавами. Шуба была распахнута на груди, демонстрируя отороченную бобровым мехом ферязь, так густо шитую золотой и серебряной нитью и усыпанную самоцветами, что материала, на котором все это крепилось, не было видно вовсе. Борода, густая у подбородка, книзу расползалась на седые кисточки, но доставала-таки до пояса.

– Рад видеть тебя в добром здравии, боярин Василий Ярославович. – Хозяин торжественно спустился на две ступени и остановился. – Как жив, как жена, как дети?

– Благодарствую, Юрий Панкратович, – поклонился в ответ гость. – Здоров ныне, и тебе того же желаю. И супруга не недужит, а сын мой – вот он, перед тобой стоит.

– Здрав будь, – вышла из-за спины хозяина упитанная, розовощекая женщина в высоком кокошнике, украшенном жемчугом, и со свисающими к вискам жемчужными нитями. – Вот, испей сбитеня горячего с дороги.

Женщина спустилась, поднесла боярину серебряный ковш. Тот немного отпил, вернул, и она передала ковш Андрею:

– Испей с дороги, барчук.

– Не барчук ныне, а новик, – поправил ее Лисьин. – Намедни крестоносца ливонского в поединке честном на саблю взял.

– О-о, мал да удал. – Хозяин даже спустился еще на две ступеньки. – А мне недавно сказывали, в княжество Литовское ты подался, новое имение тебе польский король обещался пожаловать.

– Ты со всех, кто врет про меня, княже, по полушке бери. Глядишь, скоро ты сам мне имение рядом со своим купить сможешь.

– Этак князь Друцкий за неделю разорится, – стукнул посохом о ступеньку хозяин. – Как вы с ним не срядились еще?

– Тяжба тянется, княже. Намедни из Москвы в Великие Луки опять грамота вернулась – о рубежах и деревнях сообщить по книгам писцовым. А почто ты вспомнил об охальнике этом?

– Здесь он ныне, кланяться приходил. Хлопоты, видать, какие-то. А сын у тебя возмужал, возмужал… Как на службе царской тебе, молодец?

– Пока за спиной отцовской, княже, – поклонился Зверев. – А что, у вас там, на капонирах, пушки стоят?

– Где?

– Ну, на углах, перед стенами.

– А-а, на наряде. Тюфяки там вроде. Проку от них – одни слезы. Три раза в день пальнут, и то счастье великое. То ли дело самострелы да камнеметы. И дальше бьют, и быстрее, и точнее. Одна польза от огненной забавы этой, что жребием зараз сыпануть густо может.

– А тюфяки – это пушки? – на всякий случай уточнил Андрей.

– Коли тебе это так интересно, отрок, у Ивана Кречета поспрошай. Мастера пушкарского наряда нашего. Он ныне у амбара с зельем огненным ковыряется. Это там, за слободой немецкой.

– А слобода где?

– Аккурат за стеной отсюда, соколик, – пояснила женщина. – Да вниз по склону. Почитай, у самого озера сидят.

– Я сбегаю, отец? – повернулся к боярину новик.