Князь - Александр Прозоров (2017)

Дальше Зверев покатился один, с Шамшой, Звиягой и Аксиньей. Но они, разумеется, не в счет. Слуги. От Мурома до Москвы девять подвод грохотали одиннадцать дней. В столицу князь заезжать не стал, сразу повернул к Великим Лукам. Погода стояла неплохая: облачная, с частыми мелкими дождиками. И не жарко, и дорога почти не размокает, и для земли полезно – засуха в этом году не грозит. На восьмой день пути, аккурат в дождь, Зверев увидел несущихся навстречу всадников. Троица коней явно не жалела – но даже с заводными лошадей таким аллюром загнать можно за день. Андрей посторонился, чтобы не забрызгали, натянул поводья. Ему показалось в гонцах что-то знакомое. И лишь когда те пронеслись мимо, он сообразил:

– Пахом! Пахом, стой!!! Дядька, ты куда?! – Он уже собрался броситься в погоню, когда троица сбросила скорость, развернулась. Андрей помахал рукой: – Хоть бы поздоровались! Отец, Боже мой, тебя не узнать. Что с тобою?

Боярин подъехал ближе, подслеповато прищурился. Смахнул дождевые капли с лица – и кинулся вперед, сдавил, как медведя в объятиях:

– Сын! Сынок! Андрюшка! – Звереву даже показалось, что он всхлипнул. – Сын, живой… Откуда? – Он наконец оторвался, стряхнул воду с бороды, сжал его голову ладонями, вглядываясь в глаза: – Цел? Ты как, цел? Откуда, как вырвался?

– Как обычно, – пожал плечами Андрей. – Побили татар да назад повернули.

– Погоди. – Боярин перевел взгляд на обоз, на идущий позади табун из полусотни лошадей. – Да ты, никак, с добычей?

– Ты же сам учил, отец! – удивился Зверев. – Положено брать, коли победил.

– Ах ты, сорванец… Ты хоть знаешь, что государь уже повелел двести рублей на твой выкуп из казны выплатить? И мы с матушкой собрали… Хотя чего теперь?

– Так. А царь-то откуда знает?

– Я, как в усадьбу скакал, заехал, через Кошкина передал. А государь, как узнал, повелел заплатить. Коли не хватит, я доплачу… А, да, – опять спохватился Василий Ярославович, – ни к чему ужо. Ты ныне сам с добычей. Как же удалось? Нет, молчи. Потом расскажешь. Эти люди кто? Я их не знаю. Нанял с обозом управиться?

– Ко мне под руку попросились. В плену были.

– Доброе дело, – кивнул боярин. – Так вот сделаем: Вторуша, обоз принимай, в усадьбу приведешь. Вот тебе серебро, коли нужда в чем возникнет. Остальные – на коней. Мать дома с ума сходит, надобно показать тебя скорее. Седлайтесь. Коней, вижу, у нас ныне вдосталь. Домчим быстро.

Они и вправду добрались до усадьбы всего за четыре дня, гордо въехали в ворота, и в этот раз Ольга Юрьевна впервые кинулась обнимать сперва его. Не просто обнимать, а целовать, прижимать к себе, снова целовать и плакать, тыкаясь в него мягким теплым носом.

– Мама, не нужно, – наконец «сломался» Зверев и обнял женщину. – Мама, все хорошо. Все хорошо, я вернулся. Я всегда буду возвращаться. Иначе ведь невозможно, мама. Ты видишь, я здесь. Все хорошо.

Наконец боярыня отступила – и тут уж совсем неожиданно в него вцепилась еще девчонка и тоже принялась слюняво целовать лицо:

– Вернулся, миленький, вернулся! Господи, вернулся мой хороший.

«Жена! – вспомнил Зверев. – Боже мой, я ведь женат! Совсем вылетело из головы».

– А вот и мы пришли братика старшего встретить! – приблизилась, держа укутанного в овчину младенца, холопка. – Ну-ка, посмотри, кто к нам приехал…

Дитятко никуда смотреть не собиралось – оно мирно посапывало, не обращая ни на кого внимания.

– Это кто? – не понял Зверев. – Кто это, матушка? Неужели…

– Братик у тебя растет, Андрей, – виновато кашлянул Василий Ярославович. – Рази я тебе не сказывал? Богатырь, Трувором за голос прозвали. А крестили Ильей.

– Здорово! Значит, коли я пропаду, род Лисьиных уже не прервется.

– Я те дам – «пропаду», – наградил боярин князя звонким подзатыльником. – Ну милостью Божией, стол, мыслю, уже накрыт.