Князь - Александр Прозоров (2017)

Если бы вышла, наверняка бы подождала – обещанный алтын все еще находился в поясной сумке, в кошельке. Разве только у попрошайки ничего не получилось, и она предпочла скрыться от боярского гнева.

Андрей отпустил поводья, промчался во весь опор по улице туда-сюда, благо прохожих тут пока не появилось, остановился на прежнем месте. Ничего не понимающий гнедой скакун фыркал, прядал ушами и переступал копытами.

Наконец хлопнула калитка, и на улицу выбрела знакомая сгорбленная фигура в платках. Боярин пустил коня шагом, подъехал к ней:

– Ну?!

– Обо всем сговорилась, касатик, – опасливо оглянулась нищенка. – В храм Успения она сегодня поедет, за час до полудня. Токмо ты тут ее не жди, опасается она подозрений. Она по Болотной улице поедет, ты ее на перекрестье с Успенской и жди.

– А какая тут улица Болотная, какая Успенская?

– Экий ты, соколик… Отсель второй поворот – то Болотная будет. А по правую руку третий поворот – ужо Успенская. Храм в конце стоит, увидишь. Ты к княгине подъезжай радостно, кланяйся. Сказывай, не видел давно. Она тебя приветит, коли к сердцу ляжешь. Али не приветит. Ты уж тоды не скандаль…

– Хорошо, – рассмеялся Зверев, удивившись тому, насколько легко разрешился столь трудный вопрос. – Ну и ты на тот перекресток приходи. Тебе ведь алтын нужен?

– За такое дело мог бы и серебром одарить, сокол мой ясный.

– Глаза княгини Людмилы увижу – может, и отблагодарю.

Андрей опять пустил коня вскачь. Возвращаться на двор Кошкина, бродить там несколько часов из угла в угол ему не хотелось, и молодой боярин помчался к городским воротам. Отвернул на тянущиеся перед земляной стеной свежескошенные луга, и долго носился по ним, подставляя лицо встречному ветру. Сердце билось горячо и упруго, уши горели, а в сознании крутилась только одна мысль: «Неужели я сейчас ее увижу?».

Зверев въехал в город через южные ворота, не забыв поклониться надвратной церкви и осенить себя знамением. Спокойным шагом добрался до самого Кремля, повернул от него к дворцу Воротынских, проехал дальше, к стройному и высокому двухшатровому храму Успения, от ворот церкви поскакал по одноименной улице.

Нужный перекресток он узнал легко: перед ним, на скамеечке у чужих ворот, сидела знакомая нищенка, поставив подбородок на клюку. Увидев боярина, она встрепенулась, выпрямилась – видимо, забыв, что безнадежно горбата, – и замахала руками:

– Ты там не жди! Ты в сторонке постой да навстречу выезжай. Дабы случайно столкнуться.

– Скоро появится?

– Служба вот-вот начнется, соколик. Должна к ней поспеть.

– Хорошо.

Андрей спешился, встал перед конем, поглаживая его по морде, успокаивая, делясь с ним хорошим настроением. Гнедому это понравилось: он опустил ниже морду и даже перестал шевелить ушами, прислушиваясь к происходящему вокруг.

– Едут… – зашипела нищенка.

Как она угадала это сквозь отгораживающий Болотную улицу частокол, Зверев не понял, но поднялся скакуну на спину, повернул его к перекрестку, пустил шагом. Тут показалась и свита княгини Шаховской. Сама Людмила ехала на гордо вышагивающем тонконогом арабском жеребце на седле боком, «по-дамски». Рыжие кудри укрывал тонкий батистовый платок, украшенный мелкими жемчужинами, плечи спасал от солнца плащ из золотой парчи, украшенный спереди самоцветами и лентами из красивого меха. Юбки же, что прятали ноги до самых туфелек с загнутыми вверх носками, были шелковыми, бархатными, атласными – между складками выглядывала то одна, то другая дорогая ткань. Следом двигались две великовозрастные, лет по сорока, матроны, а дальше красовались атласными рубахами четверо холопов в бархатных беретах с беличьим хвостом на макушке.