Истории Ворона (сборник) - Коллектив авторов (2021)

– Ты что сделал, тварина! Ты ж на хера так с дитем! Ирод! – Старик приподнял голову Петро и нежно, по-отечески уложил себе на колени.

– Ничего, – хмыкнул Злотый. – Очухается.

Старик оскалил красные от крови зубы:

– Мудак ты сивоглазый. Не очухается он. Плесень теперь его заберет. Ты его погубил.

– Нельзя спать, нельзя закрывать глаз, – раздалось за спиной. Матвей обернулся и увидел, как Аленка отползает подальше от мальчишки, кутаясь в одеяло. По чумазым щекам ее катились крупные слезы.

Злотый перезарядил ружье. Подхватил один мешок и закинул его за спину.

– Ты присмотри за ними, – бросил он Матвею. – Я сейчас машину подгоню.

Он исчез в темноте, а Матвей так и остался стоять у костра.

Старик утер рот рукавом. Поглядел на его руки:

– Жить хочешь – плесни керосином на ладони и сунь в костер. Пусть эта погань обгорит.

Матвей не стал спорить и спрашивать. Просто выдернул пробку, полил на руки, растер и протянул к костру. Пламя взвилось вверх над ладонями, и черная слизь зашипела, сворачиваясь комочками. Он отдернул руки и захлопал об штаны, сбивая огонь.

– Друг твой не придет, – сказал старик.

Матвей лишь пожал плечами.

– А вот тот, в темноте, – он придет, – продолжал Кондрат. – За всеми нами придет.

Тянулись долгие минуты, но не тарахтел двигатель «Победы», не загорался вдалеке свет фар. Костер все сильнее чадил и давал все меньше света. Старик сидел, опустив голову и качая на руках Петро. Аленка выскользнула из-под одеяла, прижалась к Кондратову плечу и глядела в пламя. Губы ее бесшумно шевелились, и она все чаще зевала. Собаки перелаивались в кустах буквально в нескольких метрах от них.

Раздался топот сапог по грязи и возбужденный крик Злотого:

– Мотька! Айда сюда! Не заводится твоя ласточка!

Матвей подорвался было, но старик вцепился ему в рукав.

– Это не он. Ты же сам слышал! – И Матвей остановился, вглядываясь во мрак.

– Мотька! – звал Злотый. – Чего встал? Пошли быстрее!

Матвей с трудом разлепил пересохшие губы:

– Прочитай молитву!

Злотый рассмеялся в ответ. Звонко и заливисто, так, что неуверенная улыбка начала расползаться и по лицу Матвея. Заразительный смех звучал настолько знакомо и близко, что Матвей на секунду представил, как старшой согнулся там, в темноте, и хлопает себя по колену ладонью, другой рукой утирая слезы. От звуков этого смеха притихли собаки и даже костер как будто загорелся с новой силой.

А потом наступила тишина, и в этой тишине снова раздался голос Злотого, громкий и торжественный.

– Нима! – проревел он. – Огавакул то сан ивабзи он, еинешукси ов сан идевв ен и! Достаточно? Иди сюда, пидор дырявый!

Хором взвыли псы.

Матвей почувствовал, как по ноге бежит позорная горячая струйка. В глазах помутилось, мир покачнулся, но, борясь с обмороком, он наклонился, поднял бутылку с керосином и плеснул в костер.

Яркая вспышка озарила на миг сгорбленную тень и протянувшиеся к Матвею длинные руки с бледными ладонями. Тень метнулась назад, подальше от света, и вой вокруг поутих.

– Я подожду, – в голосе старшого слышалась мрачная уверенность. – Пожалеешь, что не пришел сам. Вот так вот, Мотька.

– Оно света боится? – шепотом спросил Матвей у Кондрата. Тот угрюмо кивнул. – Тогда нам что, рассвета дождаться – и все?

Старик досадливо сплюнул:

– Какого рассвета? На часы посмотри.

«Командирские» показывали семь. Рассвести должно было уже час назад. Ирреальность, неправильность происходящего ударила под колени, забила уши влажной ватой, и сквозь эту вату откуда-то издалека доносился голос Кондрата:

– Плесень уже здесь. Все деревья вокруг в ней. Она в земле. Для нас рассвета не будет. Так что молись, Матвей. Или Юрка. Или как тебя вообще звать.

– Погоди молиться, старый. – Матвей встрепенулся, задумался на секунду. – Если мы до машины доберемся, сможем свалить, как думаешь?