— Теперь ты часть нашей семьи, — продолжил Скотт. — Тот самый кусочек пазла, которого нам не хватало для цельной картины. Каковы бы ни были наши проблемы в прошлом, ты поможешь нам все исправить, а мы надеемся, что сумеем взамен помочь тебе. Мне бы хотелось, чтобы мы все вместе уладили наши жизненные неурядицы. Но нам удастся это сделать, только если мы будем принимать друг друга такими, какие мы есть — со всеми изъянами и пороками.

Ему казалось, что эти слова канули в пустоту. Но в следующий миг он краем глаза заметил, как Эмили поправляет прическу.

— С изъянами и пороками? — произнесла она наконец, спустя, как ему почудилось, целую вечность. — Ну это вряд ли. Ничего подобного я не заметила.

Скотт заулыбался и ослабил хватку на рулевом колесе. Он вернул ее доверие.

Не вполне уверена, но думаю, что я на небесах.

Никогда в жизни не видела столько красивых людей. Красивых и добрых. Дружелюбных. Мне хочется спросить, что они здесь делают, но когда я открываю рот, из него выползает паук. Я оглядываюсь вокруг, хотя прекрасно понимаю, что мои глаза закрыты.

Я слышу голоса, которые звучат совсем рядом. Разговаривают двое. Двое красивых врачей. Они обращаются ко мне, задают вопросы. Разрезают меня, лезут внутрь — хотят посмотреть, что у меня под кожей. Но фокус в том, что эти врачи пытаются меня обмануть. Они притворяются моим мужем, чтобы я дала им ответы. Поделилась информацией… о чем-то. О чем-то важном.

Да только обманули они в итоге самих себя. Потому что я не желаю говорить, особенно с мужем. Я его ненавижу. Его не было там. Он нас бросил. Он всегда нас бросает. И он не хочет меняться телами. Отказывается занимать мое место. Поэтому он никогда не узнает, каково быть мной. Он никогда не поймет.

Красивые врачи сдаются и уходят.

Мать везет меня домой. Мы едем по длинному пустому участку дороги. Я маленькая и злая. Мать на меня кричит. Я кричу еще громче. Она меня достала. Я хватаюсь за ручку дверцы.

Мать резко поворачивает руль.

А там дерево.

Машина взрывается — разлетается на куски в разные стороны. Обломки, кружась, летят в небо. И я тоже лечу. А потом не лечу.

Я сижу и жду. У моих ног валяется искореженный кусок металла. И еще там осколки оранжевого стекла. Я опускаю взгляд и вижу такую же искореженную, распухшую голову матери у себя на коленях. По-моему, ей неудобно так лежать. Я пытаюсь ее передвинуть, но руки у меня скользкие от крови. Она издает какой-то хлюпающий звук, а потом говорит: «Не бойся, милая. Все хорошо. Мама с тобой».

Я глажу ее развороченное лицо. Мне так грустно. Я так сожалею. Это случилось из-за меня. «Не волнуйся, мам. Я положу тебя поудобнее. Я о тебе позабочусь».

Яркие огни, синие и красные, вспыхивают в отдалении. Становится шумно от топота и криков. Тяжелые кожаные ботинки грохочут по асфальту.

Я снова смотрю вниз. Мои руки чисты и пусты. Я одна.

Глава тридцать третья. Эмили

Эмили воткнула корнеудалитель в почву и повернула рукоятку, стараясь получше ухватить то, что находилось под землей. Пока они с Ниной увлеченно занимались приготовлениями к приезду Скотта, сорняки в нижнем саду были предоставлены самим себе и теперь всецело завладели территорией. Корни у них были толстыми, упрямыми и наотрез отказывались вырываться. Эмили хмурилась и вытерла испарину со лба, воюя с ними.

После отлета Скотта обратно в Лондон прошло десять дней. Все это время Эмили безостановочно перебирала в памяти все подробности его визита, обдумывала их и анализировала до головной боли. Его прибытие, ночь в бассейне, происшествие с туристами, поцелуй на площадке для любования закатом — какой скрытый смысл был в каждом из этих эпизодов?