Клан Чеховых кумиры Кремля и Рейха - Сушко Юрий Михайлович (2012)

Как-то после одной из неудачных репетиций с Серафимой Бирман расстроенный Чехов записал на случайном клочке бумаги: «Однотонность, белокровие, бескрасочность… Все происходит потому, что слишком боятся штампов, лжи. Надо делать иначе. Надо переходить границы правды, познавать перейденное расстояние, по нему узнавать, где граница. А узнав – жонглировать и гулять свободно в области правды».

В «свободной прогулке» он попытался поставить в тупик свою воспитанницу и поинтересовался: «Сима, а что ты вообще думаешь обо мне?» Бирман была девушкой отчаянной, бескомпромиссной, а потому без промедлений и сомнений ответила: «Ты, Миша, – лужа, в которую улыбнулся Бог».

Не язва ли?..

Самыми истовыми поклонниками работ Чехова, естественно, были студийцы. «Игру Чехова помню до мельчайших деталей, и воздействие его на зрителей считаю чудом, ради которого, может быть, и существует театр, – рассказывала все та же Мария Кнебель. – Отделить полностью Чехов-актера от Чехова-педагога, его игру на сцене от его уроков в студии мне трудно. Он был прежде всего художником…»

Серафима Бирман повторяла в унисон: «Чехов был художником, во всяком случае, в гриме своих ролей. Знал душу своего героя и в гриме искал и находил ее выявление».

Москва – Берлин, 1921 год

Воодушевленный своим новым назначением, ответственный сотрудник КРО – контрразведывательного отдела ОГПУ – Артур Христианович Артузов[10] решил самолично просматривать списки лиц, которые подавали заявления с просьбой о разрешении выезда на постоянное место жительства за границу. Увидев в очередном из них имя Ольги Константиновны Чеховой, ходатайствующей о выезде в Германию для «получения образования в области кинематографии», он поставил напротив фамилии актрисы «галочку» красным карандашом, что во внутреннем обиходе означало необходимость личной встречи.

Официальному приглашению в Наркомат иностранных дела Ольга Константиновна ничуть не удивилась.

Встретивший ее в обозначенном кабинете молодой человек в полувоенном френче ей понравился. Невысокий крепыш лет тридцати. Крупная голова на сильной шее, широкий лоб. Темные пышные волосы, правда, уже с проседью. Коротко стриженные усы, бородка клинышком. При появлении посетительницы встал, представился Григорием Христофоровичем и даже почтительно прикоснулся губами к ее руке в перчатке.

– Я ваш поклонник, Ольга Константиновна. Присаживайтесь, пожалуйста. Не хотите ли чаю?

– Нет, спасибо большое. Я только что пила кофе.

– Вот и славно, а то ведь чай у меня без сахара. Терпеть не могу сладкого.

– Григорий Христофорович, если возможно, давайте ближе к делу. Вы о чем-то хотели со мной поговорить. Вероятно, о моем заявлении?

– Совершенно верно, Ольга Константиновна. Вы пишете, что хотели бы отправиться в Германию для получения образования в области кинематографии. А что, там действительно снимают такое замечательное кино?

– Да, одно из лучших в мире. Там создана блестящая школа, одна из лучших в Европе. Там есть чему поучиться. И Анатолий Васильевич тоже так считает.

– Кто-кто? – заинтересовался «Григорий Христофорович».

– Луначарский.

– Ах, ну да, – улыбнулся хозяин кабинета. – Я видел ходатайство Наркомпроса по вашему вопросу. – И неожиданно спросил по-немецки:

– Sprehen Sie Deutch?

Ольга внимательно посмотрела на своего визави и, с трудом подбирая слова, с чудовищным акцентом попыталась ответить тоже по-немецки:

– Конечно. Ведь это мой второй язык. В семье мы разговаривали и по-русски, и по-немецки, и по-французски, кстати, тоже. Но это все так, на бытовом уровне, в Германии я надеюсь максимально совершенствовать свой немецкий. От этого зависит моя карьера. А вы тоже говорите по-немецки?

– Jawohl, mein Frau! Ведь это – часть моей работы.

– Браво.