Тони и Сьюзен - Райт Остин Тэппен (2012)

В их разговоре было кое-что еще. Плохой эпизод, какой-то ее вопрос, которым не следовало откликаться на триумф мужа, — она поняла это, когда было уже поздно. Миновало, ошибка, после разговора остался слой тревоги. Ощущение катастрофы ушло, но опасность погрязнуть в мыслях остается. Хватит, говорит Сьюзен Сьюзен, пусть. Могло быть хуже. Вечер — для чтения, а чтобы продолжить его, надо вычеркнуть из своих мыслей себя.

Взамен — Тони Гастингс. Он скорбит, апатичный, одержимый, и она гадает, что о нем думать, когда он гасит свет и выглядывает на улицу. Он превратился в личность, осложненную Эдвардовой иронией, пронизывающей текст. Она гадает, отдалится ли она от него, если его горе сползет в саможаление. Она надеется, что его подавленность уйдет, потому что кому охота читать про подавленного героя? К подавленным людям она не очень терпима, возможно, менее, чем Эдвард. Она вспоминает подавленность самого Эдварда, когда он пытался писать, перед крахом их брака.

В лодке, на галечном мелководье, под шипение сигареты Эдварда (совсем давно), она вспоминает его отказ простить свою давно находившуюся на лечении мать. Когда Сьюзен вступилась за нее, он попытался обрызгать ее веслами. Тогда как Арнольд уже двадцать пять лет подряд ежемесячно высылает солидный чек, чтобы Селена и дальше исходила пеной в своей роскошной клетке в Грэй-Крест. Сьюзен вспоминает, как он говорил ей, радостно изумленный: слава богу, ты в здравом уме. С годами он привык к ней и больше этого не говорит.

Ночные животные 13

В сентябре к нему приехала Пола. Она приехала раздать и выбросить вещи. Она открыла шкафы Лоры и комнату Хелен, собрала одежду и украшения, перебрала письма, картины, фотографии, игрушки и плюшевых зверей. Потом она уехала, и начался семестр. Вернулись коллеги и студенты. Это было хорошо, хотя не касавшиеся математики вопросы все равно лезли ему в голову. Эй, мистер, тебя жена зовет. Вторжения в его мысли во время лекций или разговоров со студентами. И еще эта новая привычка гасить ночью свет и выглядывать в окна. Он смотрел на темные ветки, светлые прямоугольники в домах и тусклое свечение неба и чувствовал себя в просторной тьме дома как в пещере — это его будоражило, особенно когда кто-нибудь проходил мимо, не подозревая, что за ним наблюдают.

Он решил, что приходит в себя. Он пошел на вечеринку к Кевину Малку, заведующему кафедрой. На вечеринках у Малка играли в игры. Шарады: Тони живо участвовал, предлагая названия для угадывания — «На солнечной стороне улицы» и «Закат Европы». Сам он показал «Павильон ночных животных» — и был удивлен бурными рукоплесканиями.

Он повез домой Франческу Гутон. Она была одна, потому что ее муж, адвокат, уехал в Новый Орлеан. Тони всегда нравилась Франческа. Она преподавала французский, была высокая и белокурая, у нее было хорошенькое лицо с правильными чертами и золото в волосах. Некогда он иной раз задумывался — а что, если б они оба были свободны. Теперь ему было неуютно оттого, что он как бы при ней и это некая возможность воспользоваться случаем, а он, в смятении от горя и утраты, этого не хотел. Она сидела в машине рядом с ним, на ней было элегантное легкое платье цвета корицы.

— У них есть улики? — спросила она.

— У полиции? Насколько я знаю, нет.

— Ты не злишься?

— На кого? На полицию?

— На этих людей. Разве ты не хочешь, чтобы их поймали и наказали?

— Что толку? Лору и Хелен это не вернет.

Он сейчас же понял, что это бравада, а она сказала:

— Ну, если ты не злишься, я злюсь. Я злюсь за тебя. Я желаю им смерти. А ты нет?

— Злюсь я, злюсь, — пробормотал он.

На лестнице к ее квартире на втором этаже она сказала:

— Я не думаю, что ты хочешь зайти.

Внутри у него бешено рванулось, и он сказал:

— Мне лучше домой.