Смерть на рассвете - Мейер Деон

— Ничего, сэр.

— Ничего?

— Я… один раз я украл линейку у Гюнтера Краузе, но больше в шутку. Я ему ее обязательно верну.

— Почему ты украл эти книги?

— Я поступил плохо, сэр.

— Знаю, что ты поступил плохо. Я хочу узнать, почему ты украл книги.

— Я… мне очень хотелось их купить.

— Почему?

— Потому что они мне очень нравятся.

— Ты читал «Кремень»?

— Да. — Я немного удивился.

— А «Килкенни»?

— Да.

— А «Одиночку»?

— Нет.

— А «Расхитителей прииска»?

— Еще нет, сэр.

— А «След чироки»?

— Да.

— А «Соль земли»?

— Нет.

Он вздохнул, встал, обошел вокруг стола и сел в кресло.

— Скажи, Затопек, разве у Ламура хорошие парни воруют?

— Нет, сэр.

— Что подумает твой отец, что он скажет, если я сейчас позвоню ему и скажу, что его сын — вор?

Передо мной блеснула крохотная искорка надежды. Он сказал «если я позвоню», а не «когда позвоню».

— Мой отец умер, сэр.

— А мать?

— Она очень расстроится.

— Затопек, по-моему, ты настоящий лицемер и любишь приукрашивать действительность. У твоей матери разобьется сердце. Братья или сестры у тебя есть?

— Нет.

— Ты у нее единственный ребенок?

— Да, сэр.

— И ты воруешь.

— Я был не прав, сэр.

— Говорит он сейчас. Сейчас, когда уже поздно. Где твоя мать?

Я рассказал ему о том, что мы собирались пойти в кино. Мать должна была заехать за нами в пять часов.

Следователь посмотрел на меня. Смотрел долго, молча. Потом встал.

— Жди меня здесь, Затопек. Понимаешь?

— Да, сэр.

Он вышел и закрыл за собой дверь. Я остался наедине со своим страхом, унижением — и лучиком надежды. Его не было очень долго, целую вечность. Вернувшись, он снова присел на край стола.

— Затопек, там, внизу, есть пустая камера. Я собираюсь посадить тебя туда. Там очень грязно. Там воняет. Те, кто сидели там до тебя, испражнялись, потели; их рвало. Но это рай по сравнению с тем, что происходит с ворами, когда они попадают в тюрьму… Я посажу тебя в камеру, Затопек, чтобы ты обо всем хорошенько подумал. Я хочу, чтобы ты, сидя там, представил себе, каково будет провести вот так весь остаток жизни. Только будет еще хуже. Среди других воров, убийц, рецидивистов, насильников и прочей швали. Которые готовы перерезать тебе глотку за пятьдесят центов. Которые считают, что молодой парень вроде тебя — то, что надо, чтобы… целоваться, если ты понимаешь, куда я клоню.

Я не понял, но тем не менее энергично закивал.

— Я только что звонил в магазин. Управляющий говорит, что у них очень много воруют. Все сотрудники магазина требуют, чтобы я примерно наказал тебя. Они собираются прийти в суд и в присутствии твоей рыдающей матери рассказать о твоих злодеяниях, чтобы остальным было неповадно у них воровать. Они хотят, чтобы о тебе написали в «Клерксдорп рекорд», чтобы от тебя отвернулась нормальная южноафриканская молодежь. Ты меня понимаешь?

Говорить я не мог; слушая его, я лишь механически кивал.

— Затопек, я с ними не согласился. Сказал: я уверен в том, что ты украл в первый раз, потому что я — возможно, по своей наивности — поверил тебе. Я просил их снять обвинения, потому что мальчик, который любит Луи Ламура, не может быть насквозь прогнившим. Они ответили, что я напрасно трачу время, потому что человек, который украл однажды, обязательно украдет еще раз. Но я их все-таки переубедил.

— Правда?

— Мы с руководством магазина заключили сделку. Я посажу тебя в камеру до половины пятого, потому что ты все-таки мелкий воришка. А потом я отвезу тебя к кино, и ты скажешь маме, что фильм тебе понравился, потому что ни к чему разбивать ей сердце. Она-то ничего не крала.

— Да, сэр.