Гонимые - Калашников Исай Калистратович (2000)

– Хорошо. Хан-отец, посмотри на этого переводчика. Вспомни слугу-китайчонка, который был у моего отца.

– Не помню.

– Но это он. Мы узнали друг друга.

Они переговаривались вполголоса. Так же вполголоса Хо что-то переводил сановнику.

– Сказать им о тебе? – спросил Тэмуджин у Хо.

– Скажи.

– Переведи: когда я был маленьким ребенком и плохо держался на ногах, падал, мой расшибленный нос и мои слезы вытирал добрый мальчик. Это ты, Хо. Твоя сестра Хоахчин жива и здорова и часто вспоминает тебя. Можешь говорить им иначе. Как будет для тебя лучше, так и говори.

Чэнсян и сановник умело изобразили на лицах удивление. Потом сановник жестко сказал:

– Его сестра – подданная императора. Зачем ты держишь ее у себя? Без особого на то позволения этого делать никак нельзя.

– Передай ему, что Хоахчин я не держу. Но разве женщина может проделать одна далекий и опасный путь на свою родину?

– Сердце нашего императора скорбит о каждом подданном. Его сестра должна обрести радость свидания с землей предков. Он поедет с тобой, затем вместе с сестрой переправишь его к вану Тогорилу. Ты, ван, доставишь до кочевий онгутов. А от них до срединной столицы они доберутся сами.

Глава 11

С большой радостью покинул Тэмуджин стан чэнсяна. Все там было чужое, малопонятное и, это он чуял нутром, враждебное. Тогорил думал несколько иначе. Люди Алтан-хана не враждебны, а насторожены предательством татар, из-за них не верят теперь никому. Надо стараться рассеять их предубеждения, не выказывать гордости, как это делал Тэмуджин. Хан не скрывал, что доволен титулом вана. Для него это щит против найман, пригревших мятежного брата Эрхэ-Хара. Тэмуджину было не совсем ясно, как можно защититься титулом, хотя бы и жалованным Алтан-ханом. Вот ему свое ханское достоинство, наоборот, приходится все время защищать и отстаивать… И Тэмуджину очень не хотелось, чтобы Тогорила называли ваном – принижалось ханское достоинство. Он нашел хороший выход, стал называть его «ван-ханом». Тогорилу это пришлось по сердцу. Тэмуджин смотрел на его рябое веселое лицо, на седые косички за ушами и внутренне посмеивался.

Стареет хан-отец. Пустыми побрякушками тешит себя.

Нагнав захваченные у татар обозы, стада и табуны, они разделили всю добычу на две части, устроили прощальный пир и разошлись. Ван-хан направился к своим кочевьям, Тэмуджин – к своим.

Проводив Тогорила, Тэмуджин велел позвать Хо. Поехали рядом. Слева, справа двигались повозки, шли пленные, тянулись табуны и стада.

Разноголосый гул, горькая пыль, запах пота заполнили всю степь – от края до края.

– Видишь, Хо, все это – мое! Такой добычи не брал, наверное, и мой отец.

– Но он и не водил дружбу с Алтан-ханом…

Невозможно было понять, похвала это или осуждение. В седле Хо сидел неловко, стремена были слишком коротки, ноги углом сгибались в коленях, поводья держал в обеих руках. Так даже женщины не ездят.

– Отпусти ремни стремян и не держи руки так, будто в них фарфоровое блюдо с вашей травяной едой! Забыл, как надо сидеть на коне? Забыл и все другое?

– Ездить на коне отвык. Но ничего не забыл. Мне всегда хотелось повидать эти степи. И сестру, и твою мать, и тебя.

– Ты, кажется, стал большим человеком?

– Нет, не стал я большим человеком, хан Тэмуджин.

– Почему же такие люди заботятся о твоей сестре?

– Я еду не только за сестрой. – Лицо Хо потускнело. – Я должен смотреть, слушать, запоминать. Для того поеду от тебя к хану Тогорилу, потом и к онгутам.

– Как ты осмелился? – Тэмуджин вцепился в его плечо, резко дернул, поворачивая к себе.