На дороге - Керуак Джек (1957)

— А дорога-то ничем не отличается от американской, — вскричал Дин, — вот только одно в толк не возьму, смотри: на помильных столбах почему-то отмечаются километры, и показывают они расстояние до Мехико. Выходит, это единственный большой город на всю страну, все дороги к нему ведут.

До столицы оставалось всего семьсот шестьдесят семь миль, однако в километрах получалось больше тысячи.

— Черт возьми! Полный вперед! — орал Дин.

Совершенно обессиленный, я ненадолго закрыл глаза и только слышал, как Дин лупит кулаками по рулю и кричит: «Черт! Вот это да! Ну и страна!» — и еще: «Да!» Мы пересекли пустыню и около семи утра очутились с Сабинас-Идальго. Чтобы разглядеть городок, мы почти совсем сбавили скорость и, разбудив спавшего на заднем сиденье Стэна, принялись таращиться в окно. Главная улица была грязная и вся в выбоинах. По обеим сторонам тянулись замызганные, полуразвалившиеся глинобитные дома. По улице плелись навьюченные поклажей ослики. Из темных провалов дверей за нами наблюдали босоногие женщины. Улица была запружена людьми, которые шли начинать новый день мексиканской провинции. На нас пристально смотрели старики с длинными, подкрученными вверх усами. Появление троих обросших бородами, чумазых молодых американцев вместо привычных элегантных туристов страшно их заинтересовало. Подпрыгивая на ухабах, мы ползли по главной улице со скоростью десять миль в час, стараясь ничего не упустить. Прямо перед нами шли девушки. Когда мы поравнялись, одна из них спросила:

— Эй, куда это вы?

Пораженный, я повернулся к Дину:

— Слыхал, что она сказала?

Дин так обалдел, что даже не остановился. Он только приговаривал, продолжая медленно ехать вперед:

— Да, слыхал. Еще как слыхал, черт меня подери! Подумать только! Прямо не знаю, что и делать, — так меня пьянит и освежает этот утренний мир! Наконец-то мы попали в рай. Ведь нигде больше нет такой прохлады, такого благолепия, нигде больше нет ничего подобного!

— Так давай вернемся за ними! — предложил я.

— Да, — отозвался Дин, продолжая движение вперед со скоростью пять миль в час. Он был совершенно сбит с толку. Ведь здесь ему ни к чему было делать то, что он привык делать в Америке.

— Да таких у нас впереди сколько угодно! — сказал он. И все-таки он развернулся и снова подъехал к девушкам. Они шли в поле работать, они улыбались нам. Дин воззрился на них немигающими глазами.

— Черт возьми, — еле слышно шептал он. — Просто невероятно, до чего хорошо! Девочки, девочки. Особенно сейчас, Сал, когда я дошел до такого состояния, что могу заглядывать в дома, мимо которых мы едем, и смотреть, смотреть… Дверей-то нет — смотри не хочу. А там, внутри, соломенные тюфяки, на них спят смуглые детишки, и кое-кто уже начинает потягиваться, и тогда в опустошенную сном голову возвращаются мысли, там вновь просыпается человек, а матери уже готовят им в чугунках завтрак. А какие у них на окнах ставни! А старики! Старики так невозмутимы, так величественны, их ничем не проймешь. Здешним людям чужда подозрительность, да и откуда ей взяться! Здесь все бесстрастны, все смотрят на тебя честными карими глазами и молчат, просто смотрят, во взгляде этом есть все, что свойственно человеку, — хоть и еле уловимое, глубоко запрятанное, но есть. Только вспомни, какие идиотские рассказы про Мексику нам доводилось читать: сплошные одураченные гринго и прочая дребедень… Какой только чепухи не рассказывают про этих «чумазых»… А на самом-то деле люди здесь честные и добрые, они и мухи не обидят. Это же поразительно!