Глаза тьмы - Кунц Дин Рей (2008)

Но потом, буквально несколькими неделями раньше, она вдруг заскользила назад, на дно той самой пропасти, в которой и оказалась сразу после того трагического происшествия. Ее нынешнее отступление с уже завоеванных позиций выглядело иррациональным, не объяснялось законами логики. Вновь она не могла отделаться от мысли, что ее сын жив. Время должно было уводить ее все дальше от рвущей душу боли, но случилось так, что прошедшие дни сложились в кольцо и привели ее в исходную точку, где боль была особенно нестерпимой. До этого мальчика в «Шевроле»-универсале она принимала за Дэнни и других. За последние недели видела сына в нескольких автомобилях, в школьных дворах, мимо которых проезжала, на тротуарах, в кинотеатре.

Опять же, ей часто снилось, что Дэнни жив. И каждый раз, просыпаясь после этого сна, она на несколько часов буквально выпадала из реальной жизни, ничего не могла с собой поделать. Тина уже наполовину убедила себя, что этот повторяющийся сон предвещает возвращение Дэнни: каким-то образом он все-таки выжил, и вот-вот она сможет его обнять.

Тина как могла цеплялась за эту притягательную грезу, но жизнь рано или поздно брала свое, и, как бы ни было больно, ей приходилось признавать, что вещего в этом сне ничего нет. Тем не менее она знала: после того как он приснится ей в следующий раз, в груди вновь проснется надежда.

И в этом не было ничего хорошего.

«Это болезнь», — говорила она себе.

Тина повернулась к универсалу и увидела, что мальчик по-прежнему смотрит на нее. Глянула на вцепившиеся в руль руки и нашла в себе силы разжать пальцы.

Горе может свести человека с ума. Она слышала, как другие люди произносили эти слова, и не сомневалась в их правдивости. Но она не собиралась допустить, чтобы такое случилось с ней. Она знала, что не позволит себе утратить связь с действительностью, какой бы суровой та ни была. Тина не могла позволить себе надеяться на чудо.

Она любила Дэнни всем сердцем, но он ушел, превратился в кровавое месиво вместе с четырнадцатью другими мальчишками, когда автобус попал в аварию. Жертва большой трагедии. Его изувечило до неузнаваемости. Он умер.

Его останки.

Гнили.

В гробу.

Под землей.

Упокоились навсегда.

Нижняя губа задрожала. Ей хотелось плакать, она чувствовала, что должна поплакать. Но не могла.

Мальчик из «шеви» потерял к ней интерес. Теперь он вновь смотрел прямо перед собой, на витрину магазина.

Тина вышла из «Хонды» в прохладную ночь. Глубоко вдохнула и вошла в магазин, где ледяной кондиционированный воздух пробирал до костей, а яркий свет флуоресцентных ламп разгонял любые фантазии.

Она купила пакет обезжиренного молока и батон белого хлеба, нарезанный тонкими ломтиками, и каждый такой ломтик содержал ровно половину калорий в сравнении с обычным куском, какой отрезаешь от батона. Она более не выходила на сцену, теперь работала за кулисами, сама ставили шоу, но лучше всего чувствовала себя, как физически, так и психологически, оставаясь в прежнем весе, когда еще танцевала сама.

Пятью минутами позже она приехала домой, в скромный особнячок в тихом районе. Оливковые и кружевные чайные деревья лениво шуршали листвой под легким ветерком, дующим из Мохаве.

На кухне она поджарила два ломтика хлеба. Намазала их тонким слоем орехового масла, налила стакан обезжиренного молока, села за стол.

Дэнни обожал гренки с ореховым маслом, пристрастился к ним чуть ли не с младенчества, когда он выговаривал еще не все буквы, а иные путал, и у него получалось «оеховое пасло».

Закрыв глаза, жуя гренок, Тина буквально видела трехлетнего малыша, со ртом и подбородком, вымазанными ореховым маслом. «Хотю есе генок с оеховым послом».

Она резко открыла глаза, потому что мысленный образ получился очень уж живым, не воспоминание, а видение. А в этот момент она не хотела таких ярких воспоминаний.