Ты мой закат, ты мой рассвет - Субботина Айя

Эта пауза в голосе доктора... Слишком долгая и слишком тяжелая.

— Вы с самого начала знали, что беременность очень тяжелая. Я боялся, что что-то подобное может случиться, хоть пока не знаю, в чем причина. Но вы должны понимать: может так случиться, что мы не сможем спасти и мать, и ребенка. И я буду действовать исходя из...

— Нет, - перебиваю его. Как какой-то ребенок, который наивно верит, если что-то не сказано вслух - это не произойдет на самом деле. - Они обе будут в порядке.

Доктор кивает и исчезает за тяжелыми стальными дверями.

И когда в коридоре поселятся только тишина, начинается мой личный бесконечный ад.

Минуты, размером с годы, часы, размером с вечность.

Круглые часы над дверью громко бьют по барабанным перепонкам четким ходом секундной стрелки.

Я как будто начинаю сходить с ума в этой тишине, где не слышно даже шагов.

Пытаюсь прислушаться, поймать хотя бы что-то, но в этой тишине нет вообще ничего, только ледяной страх.

Когда вдруг понимаю.

Что я мог видеть Очкарика... в последний раз.

Что я не сказал ей столько всего важного о нас. Столько слов, что мне не хватило бы и целой жизни, чтобы закончить.

Я не сказал ей, что без нее мой мир...

Железные двери открываются с приглушенным шорохом.

Доктор идет ко мне какой-то тяжелой походкой, стаскивает с головы хирургическую шапочку, снимает очки и трет переносицу.

Становится напротив

Сука, нарочно что ли тянет?!

— Поздравляю, Антон, у вас девочка. Я боюсь выдыхать.

Не с таким бы лицом он сообщал отцу, что у него родилась дочь.

— Один килограмм пятьсот тридцать грамм, сорок три сантиметра. Легкие раскрылись, но ей еще тяжело дышать самостоятельно - и несколько дней она проведет под аппаратом искусственной вентиляции легких. Чуть позже к вам выйдет ее ведущий врач.

— Она в порядке?

Я не до конца уверен, о ком спрашиваю.

Я до сих пор боюсь дышать.

Врач устало и еле заметно улыбается:

— Она очень маленькая, Антон, но, когда появилась на свет, кричала как абсолютно доношенный ребенок.

В груди становится больно.

Моя плакса появилась на свет, а я ее даже не видел. Я стал отцом, но боюсь в это верить.

— Антон, - доктор возвращает меня в реальность, из которой я так неразумно, пусть и всего на секунду, вышел, - у вашей жены лопнула киста. Мы не видели ее на осмотрах, потому что... так бывает. Маленький шанс, но он есть. Что-то небольшое в неудобном для обычных осмотров месте за пару недель вырастает во что-то большое и угрожающее жизни.

Я мотаю головой.

Только сила воли не позволяет закрыть уши ладонями.

— Йен потеряла много крови. Она в реанимации и врачи пытаются спасти ей жизнь. Где-то внутри я как будто начинаю медленно умирать.

Пытаются. Спасти. Ей. Жизнь. Мотаю головой, как упрямый баран. Не хочу в это верить. Просто не буду.

— Вы должны быть сильным. Антон. - Голос доктора распадается на молекулы. -Ради дочери.

«Вы должны быть сильным, Антон. - повторят мой мозг, как будто живет своей собственной жизнью. - потому что у вашей дочери скоро останетесь только вы...»

Отступаю от него.

Пытаюсь сфокусироваться хотя бы на чем-то. но моя жизнь распадается на кусочки пазлов, как в том кино про супергероев. И я не хочу ее собирать. Пусть так. Пусть она исчезнет, как плохой сон. а за ней обязательно появится та, в которой у нас с Очкариком все хорошо, мы, как в дурацком романтическом фильме, сидим на одной кровати, склонившись над нашей дочерью.

Но сколько бы я не зажмуривал и снова не открывал глаза - чуда не происходит.

Все, что я считал когда-то важным, катится в тартарары.

Бесполезное, материальное, не стоящее ничего.

Я думал, что владею многим, что добился дохрена всего.

Но все это огромное «дохрена» - ничто.

Оно мне незачем.