Просто неотразим - Гибсон Рэйчел (2009)

Было три часа ночи, когда Джон выбрался из постели и стал одеваться. Джорджина сидела, прикрывшись простыней, и наблюдала, как он застегивает брюки. Джон уходил. Она знала, так нужно. Оба не хотели, чтобы Лекси узнала о том, что он провел здесь ночь. И все же ее сердце болезненно сжималось. Он сказал, что любит ее. И повторил это еще много раз. Однако ей с трудом в это верилось. И было страшно выпустить наружу радость, теплившуюся в глубине души.

Джон нашел рубашку. Джорджина почувствовала, как глаза ее наполнились слезами, и заморгала. Ей хотелось спросить, увидятся ли они вечером, но она опасалась, что у Джона создастся впечатление, будто она цепляется за него.

– Думаю, вам не стоит заранее приезжать на стадион, – сказал Джон. – Лекси не высидит весь матч, если вы приедете рано. – Он сел на край кровати и стал надевать носки и туфли. – Только оденьтесь потеплее. – Он встал, наклонился к ней и поцеловал. – Джорджина, я люблю тебя.

Она уже не надеялась снова услышать от него эти слова.

– Я тоже тебя люблю.

– Увидимся после игры, – проговорил он и еще раз поцеловал ее.

Джон ушел, оставив ее наедине с предостережением Вирджила, которое грозило разрушить ее счастье.

Джон любит ее. И она любит его. Но достаточно ли велика его любовь, чтобы отказаться от своей команды? И как она сможет жить с сознанием того, что он отказался от всего этого ради нее?

Подсвеченный синими и зелеными прожекторами стадион напоминал огромный котел. Шесть полураздетых девиц из группы поддержки танцевали под оглушающий рок, который несся из мощных динамиков. Басы бухали так, что Джорджина ощущала их отзвуки в желудке. Беспокоясь об Эрни, она повернулась и поверх головы Лекси, которая зажала уши руками, посмотрела на деда Джона. Судя по всему, этот страшный грохот старика совсем не волновал.

Эрни Максвелл мало изменился за эти семь лет. Только теперь он носил очки в черной оправе и слуховой аппарат за левым ухом.

Когда они с Лекси отыскали свои места, Джорджина с удивлением обнаружила, что их с нетерпением ждет Эрни. В первые минуты она держалась скованно, не зная, как поведет себя дед Джона, но тот быстро развеял все ее опасения.

– Здравствуй, Джорджина. Ты стала даже красивее, чем я тебя помню, – сказал он и помог им с Лекси снять куртки.

– А вы, мистер Максвелл, похорошели раза в два, – заявила Джорджина, одаривая его своей самой очаровательной улыбкой.

Эрни рассмеялся:

– Мне всегда нравились девушки с Юга.

Неожиданно музыка стихла, и погас свет. Теперь стадион освещали только две огромные эмблемы «Чинуков», расположенные по концам катка.

– Дамы и господа! Встречайте сиэтлских «Чинуков»! – объявил мужской голос, прозвучавший из громкоговорителей.

Под вопли обезумевших от восторга болельщиков на лед выехала команда. Их белые майки четко выделялись в неоновом свете эмблем. Со своего места, расположенного на несколько рядов выше синей линии, Джорджина внимательно разглядывала каждую майку, пока не нашла выведенные синим фамилию «Ковальский» и номер одиннадцать. Ее охватила гордость, сердце учащенно забилось. Этот огромный мужчина в белом шлеме, надвинутом на лоб, принадлежит ей. Осознание этого было внове для Джорджины, ей все еще не верилось, что Джон ее любит. Они не виделись с того момента, когда перед уходом он поцеловал ее, и за это время она пережила немало отчаянных минут, когда ей казалось, что прошедшая ночь была лишь сном.

Даже издали Джорджина разобрала, что под одеждой на Джоне надета защита. Большая пухлая перчатка защищала и руку, в которой он держал клюшку.

«Чинуки» объехали каток от ворот до ворот и остановились у линии в центре. Зажегся свет, и объявили о выходе «Койотов» из Финикса. Болельщики «Чинуков» – а их было подавляющее большинство среди зрителей – встретили их неодобрительным гулом. Джорджине даже стало жалко «Койотов», и она бы поприветствовала их, если бы не опасалась за свою безопасность.