Атлант расправил плечи - Айн Рэнд (1997)

Дэгни сидела в конце стойки и ела гамбургер. Это был самым лучшим образом приготовленный гамбургер из всего, что она где-нибудь пробовала, — продукт из простых составляющих и необычного мастерства. Двое рабочих заканчивали свой ужин, и она ожидала, когда они уйдут.

Она изучала стоявшего за стойкой мужчину. Он был высок и строен, вид у него был значительный, напоминавший о многих поколениях людей, живших в замках или занимавших высокие посты в банках. Но его отличало то, что он заставлял все вокруг себя выглядеть значительным. Хотя он всего лишь стоял за стойкой кафе. Белая поварская куртка сидела на нем как фрак. В его манере работать чувствовался мастер высокого класса; движения его были плавны, разумно экономны. У него было худощавое лицо и седые волосы, тон которых гармонировал с холодной голубизной глаз; и несмотря на вежливо-отстраненное выражение лица, в нем сквозил отблеск веселой усмешки, но настолько слабый, что тотчас исчезал, как только кто-то пытался вглядеться, чтобы различить его.

Рабочие закончили еду, расплатились и вышли, каждый из них оставил десять центов чаевых. Дэгни наблюдала, как мужчина убрал их тарелки, сунул в карман своей белой куртки десятицентовые монеты, вытер стойку и все это с необыкновенной точностью и быстротой. Затем он повернулся и взглянул на нее. Взгляд его ничего не выражал, даже намерения завязать разговор, но она была уверена, что он уже давно отметил ее нью-йоркский костюм, туфли-лодочки на высоком каблуке, ее вид женщины, которая не теряет времени даром; его холодные, проницательные глаза, казалось, говорили ей, что он понимает, что она не местная жительница, и ждет, когда она раскроет свои намерения.

— Как идут дела? — спросила она.

— Отвратительно. На следующей неделе хотят закрыть медеплавильный завод Леннокса, а значит, и мне пора закрываться и двигать отсюда. — Его голос звучал четко, безлично-обходительно.

— И куда?

— Еще не решил.

— А чем бы вам хотелось заняться?

— Не знаю. Я подумываю открыть гараж, если найду где-нибудь подходящее место.

— О нет! Вы слишком хорошо все здесь делаете, чтобы менять работу. Вы не должны хотеть стать кем-то кроме повара.

Странная тонкая улыбка тронула его губы.

— Нет? — вежливо спросил он.

— Нет! А как бы вам понравилась работа в Нью-Йорке?

Он изумленно взглянул на нее.

— Я вполне серьезно. Я могу дать вам работу на большой железной дороге — заведовать отделом вагонов-ресторанов.

— Могу ли я спросить, чему этим обязан?

Она подняла гамбургер в белой бумажной салфетке:

— Вот одна из причин.

— Благодарю вас. А каковы следующие?

— Я полагаю, вы не жили в больших городах, иначе вы знали бы, до чего жутко трудно найти компетентного человека для какой-либо работы.

— Я немного слышал об этом.

— Так что ж? Как насчет моего предложения? Нужна ли вам работа в Нью-Йорке за десять тысяч долларов в год?

— Нет.

Радость от того, что она нашла мастера своего дела и способна вознаградить его за мастерство, завела ее слишком далеко. Дэгни, пораженная, молча смотрела на него.

— Мне кажется, вы меня не поняли, — наконец произнесла она.

— Вполне понял.

— И вы отказываетесь от такой возможности?

— Да.

— Но почему?

— По причинам личного характера.

— Зачем вам работать вот так здесь, если вы можете получить работу получше?

— Я не гонюсь за работой получше.

— Вы что, не хотите подняться вверх и делать деньги?

— Нет. Но почему вы настаиваете?

— Потому что я не переношу тех, кто попусту растрачивает свои способности!

Он медленно и многозначительно произнес:

— И я тоже.

То, как он произнес эти слова, затронуло в ее душе какую-то струну, отозвавшуюся в них обоих глубоким общим чувством; это сломало в ней ту сдержанность, которая всегда мешала ей просить о помощи.