Неаполь чудный мой - Антонелла Чиленто (2006)

– Рынок мертв уже много лет. Видите? – Он указывает на Сант-Элиджо и близлежащие улицы. – Там тоже все закрыто. Во всем виноваты китайцы.

Я поворачиваюсь в указанном продавцом направлении в поисках взвода китайцев, но вижу лишь большие контейнеры, запертые цепями, относительно новые дома, припаркованные машины. Сант-Элиджо, святому Элигию, покровителю ювелиров и кузнецов, больше некого опекать в этом месте, где когда-то у всех ремесленников была своя часовня: Сант-Элиджо – у кузнецов, Сан-Чириако – у мясников, Сан-Мауро – у торговцев птицей, Санта-Кроче – у луккских купцов. Я оглядываю площадь и различаю на запертых балконах с плотными решетками шесть ярких байдарок – из тех, что летом на пляжах сдают напрокат, а еще их можно увидеть на крышах автомобилей, мчащихся к морю. Желтые и ярко-красные лодки бросаются в глаза, благодаря своей кричащей окраске, словно серфы в болливудской комедии “Невеста и предрассудки”. На заднем плане фонтаны XVIII века, творения Сегуро, с их гирляндами и сфинксами с почерневшими от выхлопных газов мордами, соседствуют с футбольным полем, границы которого очерчены краской, а рядом выстроились припаркованные авто, образующие в плане некое подобие ненатянутой сети, они словно играют в шашки с голубым небом над площадью.

В белоснежной витрине магазина белья и детской одежды красуется черный чиччобелло [24] : на Рождество его продавали с прилавков на площади Карита как “сына Тайсона”.

* * *

Поблизости от проспекта Лучи находится рынок “нкопп-э-мура”, или Сопрамуро (“над стеной”), – его планировка повторяет расположение анжуйских стен. А в одной из башен, высокой и по-прежнему заметной, в нарушение всех правил расположилось чье-то жилище. Здесь огонь смешивается с водой. У подножия башни торговцы рыбой, фруктами, белые в полоску палатки, слегка накренившиеся, на веревках.

Безмолвная тень воздушной колокольни церкви Дель-Кармине и французская готика Сант-Элиджо никуда не пропали. Они ведут непростой диалог с грудой ванн из голубой пластмассы – тех, где вручную стирают белье.

* * *

“Во всем виноваты китайцы” – в наше время эта фраза хороша на все случаи жизни. Часто к ней прибегают, чтоб излить атавистическую ярость, заглушить память о бедности, отыграться за несправедливые потери или оправдать плохо скрываемое, неподвластное самому себе женоненавистничество, бессильный мужской гнев в адрес города-женщины. В Неаполе гендерный вопрос до сих пор не решен; у представителей культурных классов он сублимируется, но с большим трудом, и время от времени возникает снова, подобно ненависти к захватчику-иноземцу. А мы живем в эпоху китайцев.

Как-то в воскресенье около пяти вечера я ехала в такси на площадь Амедео, водитель выглядел очень уставшим: он проснулся в шесть утра, и его рабочий день заканчивался через час. У него была тоненькая, ниточкой, бородка, узкие, немного раскосые глаза.

– Тяжело, наверное, начинать работу в такую рань, – посочувствовала я.

– Да нет, – вздохнул он, – смена начинается в полдевятого, просто теперь я всегда просыпаюсь в это время. А сейчас мне предстоит еще отправиться в спортзал: я не могу сразу вернуться домой.

– Нет? – изумилась я. – А почему?

– Я иначе с ума сойду: у меня жена дома. Ей бы встречать меня после трудового дня с распростертыми объятиями, ласково, а она вместо этого…

– Ваша жена не работает? – Впрочем, ответ я уже знала.

– Нет, она сидит с детьми. А я сначала пар выпускаю, а уж потом возвращаюсь домой, готовый лечь спать.

“Вот молодец”, – подумала я.

– А ваша жена никогда не работала?

– Как же! Она прежде вышивала для свадебных платьев.

– О, это трудно, – с энтузиазмом откликнулась я.

– У нее здорово получалось, но сейчас платья для невест изготавливают конвейерным способом, а вышивка стоит дорого, и никто ее больше не заказывает. Теперь ей вроде пообещали работу у одного обувщика из Позитано: будет делать головки.