Стеклянный Джек - Адам Робертс (2016)

Но видел лишь деньги, и космос, и корабли – и ты это знал.

Мак-Каллоу мечтал о межзвездных полетах, о великих рывках,

Он тратил барыш на космоходы, в которых можно лететь века,

И строил громоздкие двигуны, чтоб добиться хоть полсветовой.

Мак-Каллоу убит в девяностых, а ночью и я отойду на покой…

Я знал, конечно, я знал, что Дома начнут воевать меж собой:

Когда латаешь прорехи, видишь, что где-то недавно был бой.

Пластметалл, боевые штучки…

Платили нам щедро – нет слов.

Мы пришли к межпланетной коммерции и «ремонту за девять часов».

Мак-Каллоу вел оружейный бизнес, тут он был и мастак, и спец,

Ему всегда удавался дизайн – но лучше всего ему удался конец!

Я глядел в его личные записи – почерк был ясней, чем печать,—

И понимал, что смогу завершить то, что он исхитрился начать.

Его дети злились – так что с того? Уравнения – ценный товар.

«Тахионная тяга» дала мне в шестьдесят процентов навар.

Шестьдесят, считая провалы, – сам бы столько я сделать не смог.

Четверть от миллиарда кредитов я тебе заработал, сынок!

Стало ясно: война на пороге, но только недолгой будет она,

И поддержка Дома Улановых после окупит себя сполна…

Мир стал жестче, Закон – суровее, чем когда был Солнечный Пакт,

Я начал с нуля, потому что имел то, чего раньше не было, – факт.

И хоть ты не ценишь этого, Хэйвел, важней не иметь – получать,

И это, сынок, не в поло играть и на гидравлической кляче скакать.

Тебе уж седьмой десяток пойдет, но ты мне словно и не родня,

Я купил тебе лучшее образование, что же сделал ты для меня?

Женился на этой оглобле – тверда, как кость, и столь же бела,—

Она забила твой мозг искусством, да только ребенка не родила.

Гнушаешься всем, что я ценю, берешь, но не даешь взамен,

А тем, что мне видится гнилью, живешь исправно и без перемен.

Или тратишь жизнь в виртуалье, или глушишь сознанье сомой;

Восемь домов в четырех мирах, но ни в одном из них ты не дома.

У меня было полмиллиарда, но я богачом ходить не привык,

Вспомнил наш логотип – и создал космоходство «Красный Бык».

Для меня деньги были как антиграв, топливо для корабельных дюз,

Ты же швыряешься ими так, будто они – непосильный груз.

Слабак, бездельник, брехун и дрянь, точно кабыздох на борту,

Ползущий к объедкам слепой щенок, забывший великую пустоту.

Мне тошно от всей этой гадости.

Я хочу наконец вернуться домой.

Хэв, ты мой сын – или сын Мэри; ты всяко фамилии с нами одной.

Я хочу упокоиться рядышком с твоей матерью в хладной тьме —

И ты нарушишь Закон ради денег и всего, чем обязан мне.

Я тебе завещал миллион в год – один миллион, вот и вся недолга.

Ни тебе, ни жене миллиона не хватит – я знаю, эта любовь дорога.

Ты в курсе, что есть миллиард у меня, а то и, поверь, без малого два,

И, если ты хочешь их получить, придется тебе попотеть сперва:

Орбиту Венеры Lex Ulanova пересекать запретил навсегда,

Но за этой орбитой парит моя женщина: ты доставишь меня туда.

Я заправил тебе «Мэри Анну» – на всех парах за Венеру дуй

И позволь нам с женой парить во тьме, пока нас не сведет поцелуй.

Никто мне не скажет, где тело Мэри, на каких орбитах блажных,

Но Судьба нас соединит – пусть даже мертвых, холодных, слепых.

Траектории в космосе непредсказуемы – мне ли, пилоту, того не знать! —

Но у нас будет вечность, чтобы доплыть, докружиться и доблуждать.

Улановы берегут монополию – удачи им в нелегком бою,—

Но мне ни к чему красть их чугун: я только ищу могилу свою.

Космической тьмы простыня мне милей надгробий, саванов, колоколов,

Лишь бы жена обняла, как раньше, – все остальное не стоит слов.

Она умерла мгновенно, сынок, душу ее не тронула зла печать,