Дом в Порубежье - Уильям Хоуп Ходжсон (2016)

Дом мой, насколько же он древен! Тем не менее, возраст его потрясает все же в меньшей степени, чем обличье – причудливое и фантастическое. Крутобокие башни с витыми шпилями языками пламени взмывают над крышей округлого здания.

Я слышал одно предание: местные жители утверждают, что построил этот дом сам дьявол. Что ж… возможно. Но так оно или иначе – мне все равно, если забыть о том, что россказни эти позволили сбить цену, когда я приступил к покупке.

Я успел прожить в нем около десяти лет, прежде чем начали подтверждаться досужие разговоры. Не спорю, не менее дюжины раз и до этого приходилось мне видеть здесь кое-что удивительное, а еще чаще – ощущать в большей мере, чем видеть. Но прошедшие годы привели за собою старость, и я часто ощущаю нечто невидимое в пустынных комнатах и коридорах. Как я уже говорил, много лет миновало, прежде чем довелось мне увидеть воистину… скажем так: сверхъестественные события.

Это был не канун Дня всех святых. Если б я писал свою повесть развлечения ради, то – возможно – события и начались бы именно в эту ночь, но мой рассказ лишь о том, что действительно было… ради чужого удовольствия я не стал бы даже прикасаться к бумаге. Нет. Все случилось, когда миновала полночь, и близилось утро двадцать первого января. По привычке я сидел и читал у себя в кабинете. Рыжик дремал возле моего кресла.

И вдруг пламя двух свечей сперва затрепетало, а потом вспыхнуло призрачным зеленоватым светом. Я немедленно глянул на них, но язычки огня потускнели, обретая багряный оттенок… странные алые отблески легли на столы и кресла, окрасили тени кровью – словно разбрызгавшейся по всей комнате.

С пола донесся слабый испуганный визг, нечто ткнулось в мои ноги… это был Рыжик, пытавшийся забиться под полы моего халата… Рыжик – обычно отважный, как лев!

Лишь тревога собаки, как мне кажется, впервые заставила меня почувствовать истинный страх. Конечно же, я несколько испугался, когда свечи загорелись сначала зеленым, потом красным огнем, но решил, что причиной всему какой-нибудь газ, просочившийся в комнату. Правда, я успел увериться, что это не так: свечи горели ровным огнем, и пламя их не гасло, как было бы, если бы цвет пламени менялся под действием какого-то летучего газа.

Я не шевелился. Да, я испытывал явный испуг, но не мог ничего предпринять – оставалось лишь ждать. Быть может, с минуту я с тревогой оглядывал комнату. И заметил, что свет свечей действительно стал угасать, наконец огоньки их рубинами заблестели в сгустившейся тьме. Но я по-прежнему ждал, и сонное безразличие, крадучись, охватывало меня, изгоняя страх, подступавший все ближе и ближе.

Тут, поодаль, на противоположном конце огромной старинной палаты, я заметил странное свечение. Оно медленно усиливалось, наполняя комнату пляшущими зелеными отблесками, сразу же начинавшими тускнеть и разом преобразившимися – едва погасли свечи – в глубокий и мрачный багрянец, жутким своим свечением затопивший всю комнату.

Свет этот исходил от противоположной стены, он становился все ярче и ярче; наконец, сделался нестерпимым, уже начинал резать глаза, я непроизвольно сомкнул веки и сумел вновь открыть их только через несколько секунд. И сразу же понял: свет померк и уже не причинял боли, а когда он еще более ослаб, я вдруг обнаружил – буквально в какой-то миг, – что алая стена словно растаяла и я как бы вижу сквозь нее и за нею.

Постепенно, пока я свыкался с этой мыслью, мне стало казаться, что передо мной простерлась огромная равнина, залитая тем же закатным светом, что теперь наполнял комнату. Пределов ее невозможно было постигнуть; ни в одном месте не мог я увидеть границ равнины. Даль ширилась и уходила во все стороны, так что глаз не знал ей ни конца, ни края. Постепенно неподалеку начали проступать какие-то детали, и буквально в миг – когда разом угас этот свет – с ним пришло и видение, если только это было видением.