Травля. Как искоренить насилие и создать общество, где будет больше доброты - Барбара Колорозо (2015)

Порой я удивляюсь, нередко мне бывает противно, а иногда меня просто поражает, как люди относятся к теме травли, как они воспринимают агрессора, жертву и молчаливых свидетелей происходящего.

Современное общество не умеет решать эту проблему мирно, но эффективно… Кричащие заголовки в ленте новостей – тому подтверждение. И очень часто кто-то переходит черту, и жертва превращается в агрессора. Заявления, что ее муки – унижение, остракизм и физическое насилие – оправдывают ответную месть и жестокость, разрушают общество.

Это тот случай, когда лекарство хуже, чем сама болезнь.

Диана Ривз, актриса

1. Персонажи трагедии

Весь мир – театр.

В нем женщины, мужчины – все актеры.

У них свои есть выходы, уходы,

И каждый не одну играет роль…

У. Шекспир («Как вам это понравится»)[1]

Актер – профессиональный исполнитель ролей в театральных постановках и кино[2].

Характерный актер – внешне своеобразный актер, исполняющий ярко выраженные в сословном, бытовом или ином плане роли, имеющий очевидное амплуа.

Амплуа – определенный род ролей, соответствующих внешним и внутренним данным актера. После того как он сыграет несколько похожих ролей, актер начинает ассоциироваться со своими персонажами и его уже редко зовут на роли иного плана.

Итак, в драме, о которой мы говорим, есть сложившиеся амплуа.

Агрессор, жертва и свидетель, который якобы ни при чем, – три персонажа трагедии, которая каждый день разыгрывается дома, в школе, на игровой площадке, улице и даже на работе. Как показывают примеры из моего предисловия, травля может иметь гибельные последствия или стать причиной суицида. Ребенок, играющий роль агрессора, разговаривает, ведет себя, действует и даже подчас одевается в соответствии со своим амплуа. Жертвы и свидетели, которые якобы ни при чем, тоже часто «в образе». Один из предметов моего исследования в этой книге – позы, слова, поступки, сюжетные комбинации и последствия такой, с позволения сказать, игры.

Начнем с самых маленьких ребятишек. Они могут перепробовать все эти роли и каждую сыграть относительно легко, чтобы потом отказаться от амплуа агрессора и жертвы и сделаться свидетелем, который якобы ни при чем. Некоторые играют и агрессора, и жертву, без труда переходя из одного образа в другой. Иногда случается, что ребенок становится заложником своего амплуа и уже не может из него выйти – избавиться от роли, в которой добился изрядного мастерства. Это, безусловно, лишает его шансов развивать полезные социальные навыки и строить хорошие, уважительные отношения с окружающими.

Тема амплуа тесно связана с проблемой навешивания ярлыков. Как бывшей учительнице, мне неоднократно доводилось видеть, насколько легко, удобно и при этом совершенно непродуктивно использовать языковые клише, то есть речевые стереотипы, готовые обороты, легко воспроизводимые в определенных условиях и контекстах в качестве стандарта, как подручное средство для постановки социального диагноза. Такие ярлыки действительно словно прикрепляют к детям, сводя всю их сущность чуть ли не к одному-единственному проявлению. Что далеко ходить за примерами? Ребенок с сахарным диабетом – диабетик, с эпилепсией – эпилептик, с астмой – астматик, а имеющий проблемы в учебе – проблемный.

Вот еще! Давать себе труд произнести чуть более длинное словосочетание: девочка, у которой эпилепсия; мальчик, у которого есть проблемы с восприятием знаний.

Лучше бы мы, взрослые, не жалели сил на то, чтобы сказать несколько лишних слов! Это будет означать, что мы не определяем суть человека, исходя из его болезни или ограниченных возможностей.

Так почему психологи используют термины агрессор, жертва и свидетель, который якобы ни при чем?