Три жизни - Рампа Лобсанг (2007)

Дверь открылась, и в кабину хлынул яркий свет. Хоги не без труда разглядел разместившийся рядом с лифтом сестринский пост.

«Приступ стенокардии по скорой. Куда его везти?» – спросил один из санитаров.

«Ах, этого? Минутку, сейчас посмотрим. Ага, вот оно. Блок интенсивной терапии», – ответила дежурная сестра. Санитары кивнули и покатили носилки по гладкому полу коридора. Послышался чей-то приглушенный говор, затем стук инструментов, звон металла по стеклу, и каталка, резко повернув, въехала в распахнутую дверь.

Остановка. Хоги растерянно огляделся по сторонам, оказавшись в новом для себя месте. Это была просторная палата с доброй дюжиной коек. К его изумлению, женщины и мужчины лежали вперемешку на соседних койках, и Хоги страшно смутился при мысли о том, что может оказаться в постели с какой-нибудь женщиной – ну, не то чтобы совсем, но в одной палате. Он что-то пробормотал, и к нему из-за спины наклонился санитар: «Что?»

Хоги повторил: «А я и не знал, что здесь мужчины и женщины лежат в одной палате».

Санитар расхохотался: «Да это же Блок интенсивной терапии, и тем, кто здесь лежит, не до ЭТОГО!» Тут опять все пришло в движение, послышались тихие голоса, невнятные разговоры, и его носилки покатили вперед. Затем санитар сказал: «Вас подвезли прямо к кровати. Сами перебраться сможете?»

Хоги отрицательно покачал головой, и санитар сказал: «Ладно, управимся сами – просто перетащим вас на кровать. Высота почти одинаковая. Ну, взяли!»

Хоги рывком подняли и перевалили на больничную койку. Убрав носилки, санитары вышли из блока. Подошедшая медсестра приподняла бортики кровати так, что Хоги оказался словно в клетке, разве что без крышки.

«Я ведь не дикий зверь и никому не опасен», – заметил он.

«Ну, из-за этого огорчаться не стоит, – ответила медсестра. – Мы всегда поднимаем бортики, чтобы пациент случайно не свалился на пол. Это помогает избежать судебных тяжб!» И, спохватившись, добавила: «Потерпите еще немного. Доктор придет, как только освободится».

И Хоги остался лежать. Он не знал, сколько прошло времени. Случайно открыв глаза, он увидел рядом жену, потом она исчезла в смутной сероватой дымке, застилавшей глаза. Позже вокруг него столпилась куча народу. Кто-то расстегнул пижаму, затем холодное прикосновение стетоскопа, резкая боль в руке от укола – и, как в тумане, трубки, тянущиеся от руки к чему-то – ЧЕМУ-ТО, чего издалека не разглядеть. Предплечье другой руки что-то сдавило, послышался звук накачиваемого воздуха, и мужской голос, назвав вслух какие-то цифры, выдохнул «Ого!» Потом все исчезло.

Время остановилось. Времени больше не существовало. Как сквозь туманную пелену, Хоги ощущал перемещение коек, а может, это были каталки, что-то все время позвякивало и постукивало, в нос то и дело ударял раздражающий запах, но что это было – он не понимал.

Он смутно осознал, что рядом с ним или над ним – кто знает? – разговаривают двое. Доносились лишь невнятные обрывки фраз: «Кардиостимулятор?» – «Не знаю, на всякий случай будем держать наготове электроды шокового стимулятора – мне это тоже не нравится. И все же не исключено, что он еще выкарабкается. В любом случае стоит рискнуть». Голоса растаяли вдали, словно унесенные ветром. Хоги снова впал в дремоту, из которой его вырвал чей-то вопрос: «Ну, мистер МакОгуошер? Как вы теперь? В порядке? Мистер МакОгуошер! Мистер МакОгуошер! Вы меня слышите? Мистер МакОгуошер, отзовитесь, отзовитесь! О, Боже, Боже, – продолжал тот же голос, – надо взять кровь на анализ, а я никак не найду эту проклятую вену!» – «Попробуй с другим турникетом, – посоветовал другой голос. – Иногда получается – вот этот, с широким бандажом». Кто-то, похоже, возился с его рукой. Что-то неприятно сжало его предплечье, так что вздулись кончики пальцев, затем резкий укол и возглас: «Есть наконец-то, теперь все в порядке».