В самой глубине - Дэйзи Джонсон (2018)

На круговом повороте я чуть не сбила какого-то зверька, промелькнувшего под самым бампером размазанным пятном. Я вдавила тормоз. Прикусила язык, вскрикнула. Несомненно, я его задавила. Кто бы это ни был. Я вышла из машины. Было жарко. Слишком жарко по любым меркам. Я присела на корточки и заглянула под машину. Когда я встала, то увидела, как ко мне бежит женщина в лиловом макинтоше.

Вы сбили моего песика? Правая часть ее лица была скошена вниз – вероятно вследствие инсульта – и ее дикция была нечеткой. Я хотела уехать, но она схватила меня за руку. Вы сбили моего песика?

Я не знаю, сказала я.

Ее макинтош был застегнут на молнию до самого подбородка, несмотря на жару. Мы вместе опустились на корточки и заглянули под машину, а потом стали осматривать кусты по обеим сторонам дороги. Она не звала его по имени, а только отчаянно свистела – безрезультатно.

Ему нельзя есть что угодно, сказала она, он на строжайшей диете. Нам нужно найти его, пока он что-нибудь не съел. Он вечно убегает. Она говорила так, будто мы были давними подругами. Он даже щенком всегда удирал.

Из-за угла вывернула машина и чуть не врезалась в мою, стоявшую посреди дороги.

Я его не вижу. Может, вас куда-нибудь подбросить?

Но она ушла, продираясь через густые придорожные заросли, за которыми была канава. Я слышала, как у меня во рту толкутся слова, означающие вызывание мертвых. Я все еще ожидала найти тебя где-то, скрюченную, холодную на ощупь, с ногами, торчащими в разные стороны.

К конюшне вела под уклон крутая дорога в рытвинах, на двустворчатых воротах висли две девочки в узких джинсах, а дальше была автостоянка. Конюшня была последним местом из всех, где я жила с тобой, последним помещением, которое я разделяла с тобой. Ты помнишь, как девушки, работавшие по выходным, оставляли свои недопитые бутылки «кока-колы» вдоль стены и стояли так близко, голова к голове? И среди них были две девушки, которых мы никогда не могли различить. Многие из них говорили с мутным эссекским акцентом, всегда сбивавшим меня с толку – растянутые слова с лишними о и у.

Поначалу я просто осматривалась, держась поодаль. На арене четверо детишек учились верховой езде на толстых пони. Когда мы здесь жили, инструктором была высокая женщина с прямыми волосами и длинными накрашенными ногтями. Голос точно труба, но сама она была хрупкой, часто носила корсеты и наматывала поводья на шею. Теперь ее уже не было.

Я проскользнула с краю арены. На лестнице, поднимавшейся к комнате, в которой мы жили, было сломано несколько перекладин. Я вспомнила ту узкую дорожку между ареной и конюшней, потому что я часто сидела на верхней ступеньке и смотрела, как ты возвращаешься, переступая по ухабистой земле, ругаясь и хватаясь за стену. Должно быть, я знала, что ты уйдешь, всякий раз ожидая, что ты не вернешься домой. Ты меня ждешь? Как мило, говорила ты. Но твое лицо всегда выражало другое, смыкаясь над словами, точно строительные леса.

Я вернулась на стоянку. Урок был окончен, и инструктор спросила меня, пришла ли я за ребенком или хочу заниматься сама. Четырнадцать фунтов за занятие. Если для меня, то дороже. Я сказала ей, что жила здесь когда-то подростком, но ей это было безразлично, и она смотрела через мое плечо, ища повода уйти.

Мы снимали комнату там, наверху.

Она пожала плечами. Больше они не сдают жилье.

Я сказала, что еще интересуюсь занятиями для племянницы. Можно мне осмотреть остальной загон?

Я обошла постройку сзади и вышла к полю. Чуть поодаль какая-то женщина, согнувшись, ковырялась в земле. Я прошла под электрическим шлагбаумом и приблизилась к ней. Она собирала острые камни и выбрасывала их с поля.

Помочь вам? Она обтерла руку о брюки сзади. На шее у нее был серебряный крестик, свисавший всякий раз, как она нагибалась. Она была старше, чем инструктор, рыжие волосы уже тронула седина по пробору. Я показала твою фотографию.