Святая Русь [Энциклопедический словарь русской цивилизации] - Платонов Олег Анатольевич (2000)

В русском театре, как и в культуре в целом, были укоренены каноны целомудрия и чистоты. Он, конечно, произошел не от потех, исполненных "конечного стыда", а от театра "школьного", возникшего и развившегося в России при духовных учебных заведениях в 1-й пол. XVIII в. И эстетика русской сцены тесно связана с его нравственными, духовными основами.

Естественность, органическую простоту русская театральная традиция всегда ценила и в эстетической новизне, в любых исканиях и экспериментах художника. При этом вопрос об отношениях искусства и действительности виделся в такой их взаимосвязи, когда почти не улавливаются различия, граница между ними. К примеру, зритель н. XX в., посещая новаторские по тому времени чеховские спектакли Московского Художественного театра, ощущал себя не в театре, а "в гостях у сестер Прозоровых".

Русский театр в лучших своих образцах представал "растеатраленным", игровое начало как бы гасилось в нем, отступало на второй план. Влияла коренившаяся в народной культуре неприязнь к подражательству, обезьянству, лицедейству, к проявлениям неискренности (лицемерию) в любой форме. "Ряжение" вызывало недоверие. Один из исследователей русского фольклора замечал: "Переряживание (отнюдь не перевоплощение как таковое, т.е. не любого типа перевоплощение) осознавалось в народе как акт нечистый, греховный. Предположительно такая его оценка коренится в "перекличках" ряжения с оборотничеством персонажей народной демонологии". И "маска" отчасти понималась как опасный объект.

Уважалась подлинность, ибо имелась органическая убежденность в том, что явления человеческого духа - не игра. Такую сценическую эстетику еще в XVIII в. формировали А.П. Сумароков и Ф.Г. Волков. "Старайся... чтоб я, забывшися, возмог тебе поверить, что будто не игра то действие твое, но самое тогда случившись бытие", - требовал от актеров Сумароков. Выдающийся театральный деятель следующего поколения П.А. Плавильщиков настаивал на том, что "отечественность в театральном сочинении... должна быть первым предметом", он видел в "зрелище" нравоучительное "подобие истинных происшествий". И великий артист XIX в. М.С. Щепкин не случайно призывал "всегда иметь в виду натуру". Разницу между механически передающим, передразнивающим чувства исполнителем и "сочувствующим артистом" он видел в том, что "там надо подделаться, здесь надо сделаться".

Философской основой русского театрального реализма становились принципы, формировавшиеся в недрах классической культуры. По слову А.С. Пушкина, "выдумать форму нельзя, ее надо взять из того, что существует". В отличие от европейской сценической традиции в русском театральном каноне изображение жизни предполагало соответствие не только ее сути, но и сообразность (что не исключает приемов гиперболизации, фантазии) ее естественному лику, ее чувственным формам, соприродным органическому бытию (и быту!) человека. Не забывали, что в центре спектакля - реальная живая личность: актер. Православное сознание русских художников создавало эстетику на основе доверия тому, что создано Богом - миру и человеку.

Эту коренную особенность нашего театра отстаивали и развивали лучшие его представители на протяжении столетий. Великий режиссер XX в. Вл. И. Немирович-Данченко настойчиво призывал: "Не надо забывать, что именно наше русское искусство обладает всеми качествами настоящего высокого и глубокого реализма - чертами, которые не могут охватить ни французская декламационность, ни немецкая напыщенность, - это самая глубокая простота... Это, может быть, самая глубокая и основная черта русского искусства... На этой простоте базируются самые лучшие наши актеры".