Скиталец - Бернард Корнуэлл (2002)

Томасу хотелось верить, что чаша Грааля действительно существовала. Он думал о том, что если эту чашу удастся найти, то наполняющая ее кровь Спасителя сможет впитать в себя все зло этого мира, избавив от него человечество. Безумная надежда на то, что в эту октябрьскую ночь ему на пламенеющем небосклоне и впрямь была явлена чаша Грааля, была столь велика, что глаза парня наполнились слезами. Образ постепенно утратил четкость, но оставался зримым, и ему вдруг привиделось, что над кипящим содержимым священного сосуда поднимаются испарения, а позади чаши воспаряют к горним высотам ангелы, на белоснежных крыльях которых пляшут блики мистического огня. Весь северный небосклон обратился в дым, золото и багрянец – своего рода лучезарное знамение, явленное сомневающемуся Томасу.

– О господи! – выдохнул он, отбросив одеяло, и приподнялся на колени на холодном пороге хлева. – О господи!

– Томас?

Оказалось, что Элеонора проснулась. Она села рядом с ним, вгляделась в ночь и по-французски промолвила:

– Огонь. C’est un grand incendie[2]. – В голосе ее слышался трепет.

– C’est un incendie? – спросил Томас и лишь потом, полностью проснувшись, увидел, что горизонт действительно окрашен заревом, а языки пламени, поднимаясь вверх, освещают чашу облаков.

– Там армия, – прошептала Элеонора по-французски. – Глянь! – Она указала на еще одно зарево, чуть в стороне.

Такие же огни они видели в небе Франции. Свет пламени отражался в облаках, обозначая места стоянок английской армии, двигавшейся через Нормандию и Пикардию.

Все еще не отрывая взора от пламенеющего небосклона, Томас с разочарованием переспросил:

– Это действительно армия? Не Грааль?

– Томас? – Теперь в ее голосе звучало беспокойство.

– Не обращай внимания, – сказал он.

Будучи внебрачным сыном священника, Томас вырос на Священном Писании, а в Евангелии от Матфея предсказано, что в конце времен будут битвы и слухи о битвах. Священное Писание возвещает, что мир придет к своему концу в безумии, неразберихе и кровопролитии войны. Томасу вспомнилось, как в последней деревушке, через которую они проходили, местные жители взирали на них с подозрением, а угрюмый священник даже объявил путников шотландскими лазутчиками. В ответ отец Хобб взъерепенился и даже обещал поколотить сельского пастыря, но Томас успокоил их обоих, а потом поговорил с пастухом, который сказал, что видел дым на северных холмах. По словам пастуха, шотландцы маршировали на юг, хотя женщина, которая вела дом священника, заявила, что эти шотландцы никакие не воины, а разбойники, промышляющие угоном скота.

«Надо закрывать на ночь дверь, – сказала она, – и задвигать хорошенько засовы. Тогда и никакие шотландцы не страшны».

Дальний свет угас. То был не Грааль.

– Томас! – Элеонора смотрела на него, беспокойно сдвинув брови.

– Мне приснился сон, – промолвил он. – Сон, и ничего больше.

– Я почувствовала, как шевельнулся малыш, – сказала девушка, касаясь его плеча. – Мы с тобой поженимся?

– В Дареме, – заверил ее Томас, который сам был незаконнорожденным и вовсе не хотел, чтобы и его ребенок тоже носил это позорное пятно. – Завтра мы доберемся до города, обвенчаемся в храме, а потом уже зададим свои вопросы.

И мысленно взмолился, чтобы на один из этих вопросов им ответили: «Никакого Грааля не существует». Пусть то, что он видел, окажется лишь сном, или мороком, или просто отблеском походных костров в облаках. Пусть будет так, ибо иначе можно сойти с ума. Пусть будет так, и тогда он сможет бросить все эти поиски, забыть о Граале и снова стать тем, кем он был и хотел быть всегда. Лучником английского короля.

* * *