От всей души - Франсуаза Саган (2009)

Как побитая собака, я уехала в Ло, где жизнь дешева, надеясь, что обо мне скоро забудут. Я уже начинала приходить в себя, когда позвонил мой тренер, несколько подзабытый за всеми этими бурями, и сказал, что нашел как раз то, что мне нужно, и по разумной цене. Разумной эта цена не могла быть по определению, но, заняв денег, взвалив на себя какую-то дурацкую халтуру, я все-таки стала владелицей вышеупомянутого Хасти Флэга, сына Эрбаже, который выступал уже три года, хотя и без особого успеха. Но, как сказал тренер, жеребец еще покажет себя. Человеку свойственно надеяться. До сих пор мне принадлежали одна-две лошадиных ноги, ибо мои друзья-лошадники, уважая своих скакунов и безгранично веря в сопутствующую мне удачу, мечтали заполучить меня в совладелицы. Увы, если «моя» нога и была резвой, все равно три других отставали, так что толку было мало. Теперь же я получила в единоличное пользование огромного вороного красавца, обладающего светскими, с некоторой долей рассеянности, манерами, необыкновенно ласкового и необыкновенно беспечного. Быстренько выяснилось, что если он и не отказывается бежать вместе со своими собратьями, то совершенно не видит причин обгонять их. Почти год я привыкала видеть красивую синюю куртку, черную шапочку и черные эполеты в хвосте основной группы. Нужно признать, что советы, которые я давала Хасти Флэгу в стойле перед скачками, как и положено, не слишком воодушевляли его. «Быстро не скачи, – говорила я. – Будь осторожнее, лучше прийти целым и невредимым, хоть и последним, чем первым и покалеченным…» и так далее и так далее. Советы эти я шептала коню на ухо, чтобы не стать посмешищем (однако нужно признать, что мои наставления лишь укрепляли личный настрой Хасти Флэга по поводу бренности любого соревнования). И если бы не безумная цена его содержания в то время, мы жили бы душа в душу, хоть мой скакун и не брал наград.

Лишь однажды я разозлилась на него. Это было на скачках Большого Приза. За полчаса до их начала мой конь заслужил поощрение, но на самих соревнованиях рухнул перед первым же барьером, не проскакав и тридцати метров, прямо напротив ложи для избранных, куда я была приглашена. Тут уж я слегка оскорбилась. Вдобавок Хасти Флэг, видно, осознал, что был излишне беспечен, и, сбросив на землю жокея, решил присоединиться к основной группе, но не поскакал за ней вдогонку, а ринулся ей навстречу. Конюхам пришлось ловить его, чтобы он не наделал переполоху среди других скакунов. Это меня доконало. В ложе со мной обращались, как с больной, никто не проронил ни слова по поводу моего чемпиона, что не способствовало заживлению ран моего уязвленного самолюбия.

Вновь наступила весна. Она принесла мне меньше надежд – но и меньше разочарований, утешала я саму себя. Среди прочих неприятностей я поссорилась с моим издателем. В основе конфликта лежали причины скорее материальные, нежели литературные. В результате издатель приостановил мне ежемесячные выплаты, перекрыв таким образом кислород. В один прекрасный день я оказалась без гроша в кармане и не могла нанять адвоката, не оплатив его гонорара. В общем, на соревнования Большого Приза Весенних Изгородей я отправилась в сопровождении моего тогдашнего очаровательного друга не в лучшем настроении и с суммой в сто пятьдесят тысяч франков. Тренер, очевидно в приступе паранойи, записал на состязания Хасти Флэга. Я пошептала коню на ухо свои всегдашние советы по поводу осторожности, почти, впрочем, машинально, зная нрав моего питомца, и пошла на трибуны. Конь котировался не слишком высоко, но Пела почему-то выглядел более возбужденным, чем обычно.