Пять минут жизни - Эмма Скотт (2019)

Той ночью я взял свою гитару и спел «Sweet Child O’Mine». Слова лились плавно. Я не колебался и не занимался самокопанием. Музыка заглушила привычный саундтрек моей жизни – грохот заборов, насмешки хулиганов и ядовитые комментарии Дорис.

Я пел Тее Хьюз. Вслух. Потому что ей понравился мой голос. У нее даже мурашки побежали. Она решила, что это сексуально.

«Это ее завело».

Я закопал эту мысль поглубже. Тея не сознавала, что происходит, и было неправильно мечтать о ее поцелуе. Но я мог позаботиться о ней. Защитить ее от оглушительного молчания разума. Может быть, сделать то, что миссис Маррен сказала мне много лет назад.

«Найди свой голос, Джим. Не позволяй ему исчезнуть лишь потому, что слова не даются легко. Или потому, что ты боишься показаться слабым. Ты не слабый. Не тогда, когда делаешь то, что правильно».

А правильно для меня присмотреть за Теей Хьюз.

Я убрал свою гитару и прочел пару страниц «Бойцовского клуба». Истории о парне, который создал другую версию себя. Сильнее, лучше, которому пофигу, что о нем думают. У кого не было недостатков. Не было заикания.

Я читал, пока мои веки не опустились, а затем заснул.

Мне снилось, что у меня две личности, как у рассказчика из «Бойцовского клуба», и я встретился с двумя личностями Теи Хьюз. Мы вчетвером стояли перед картиной в фойе санатория «Голубой хребет»: двое ненормальных, заика-санитар и резидентка с неизлечимым повреждением мозга. Санитар выполнил свою работу и осторожно помог резидентке вернуться в темные пределы санатория.

Но прекрасная художница взяла за руку парня без заикания и вывела его на свет дня.

* * *

В то утро перед сменой я сидел за рабочим столом с Ритой, Хоакином и старшей медсестрой Анной Саттон. За закусками и газировкой они костерили какой-то сериал на «Нетфликсе», который смотрели последнее время, а я придумывал способ упомянуть Тею, не походя на одержимого психа.

– Каков наш бюджет на мероприятия в залах отдыха? – спросил я при первом же затишье.

Все головы повернулись ко мне.

– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Анна.

– Мистер Уэбб каждый день собирает один и тот же пазл, – пояснил я. – А Тее Хьюз нужны материалы получше. Холст. Настоящие краски и кисти. Каков бюджет, можно ли купить что-то новое?

Анна сухо посмотрела на меня.

– Мистер Уэбб каждый день собирает один и тот же пазл, потому что это часть его терапии. Когда он будет готов к новому, начнет новый.

«Твою мать. Промашка».

– Что касается бюджета, – продолжила она, – у нас его нет. Санаторий «Голубой хребет» – редкость. Мало кто занимается исключительно травмами головного мозга. Деньги идут на то, чтобы продолжать держаться на плаву. Платить людям зарплату.

– Да и зачем мисс Хьюз холст? – спросил Хоакин. – Она и не помнит, что у нее только бумага. Не отличает одно от другого.

Вдох. Выдох.

– А если отличает?

Хоакин рассмеялся и пнул меня.

– Наш новый нейропсихолог, доктор Джим Уилан, прошу любить и жаловать.

Я стиснул кулаки под столом.

«Ага, давай расскажи им про цепочки слов, – фыркнула Дорис. – Это ж такое открытие для людей, кто уже годами работает с Теей».

– Настоящий нейропсихолог уже сто раз ее проверял, – напомнила Анна. – Мисс Хьюз отвергает все, что подхватил ее мозг. Конец истории.

– Разве это не память? – спросил я.

– Нет, Джим, – медленно сказала Анна, как будто я был ребенком. – Это рутина. Она ничего не может вспомнить, поэтому не знает о качестве своей жизни, пока мы поддерживаем ее спокойствие.

Рита положила руку мне на руку.

– Это тебя беспокоит? Что мисс Хьюз страдает?

– Как она может не страдать?

– Потому что она не может вспомнить, – отрезала Анна, бросая на Риту тяжелый взгляд. – Без осознания ситуации откуда взяться страданию?

Это звучало правдоподобно, но зуд в глубине души не давал мне покоя.