Маньчжурская принцесса - Жюльетта Бенцони (2013)

– Вы никогда не умели льстить. Так не пробуйте научиться этому теперь. Я знаю, что время оставило на мне свои отметки, так же как оно оставило их на вас.

– Да уж на мне этих отметок больше, чем достаточно, – проговорил он, не пытаясь скрыть горечи.

– Не думаю. Мне кажется, вы не состарились, а выросли, – сказала она, дотрагиваясь пальцами до знаков отличия на груди. Пьера. Затем неожиданно изменив тон, она с неподдельной горечью спросила: – Почему вы не искали меня в Ницце?.. И еще, почему тогда на набережной Марселя вы остались сидеть в экипаже, не сказав мне на прощание ни слова, не сделав даже прощального жеста?

– Может быть, потому, что я не хотел страдать еще сильней... Как я мог надеяться на то, что, потрясенная смертью Эдуарда, вы вспомните обо мне? И потом, мы существуем в разных мирах. Ведь вы остаетесь принцессой.

Резким жестом Орхидея захлопнула зонтик и взяла Пьера под локоть.

– Теперь я никто. Великого императорского Китая больше не существует. Все, что осталось, это безвольный ребенок, игрушка в руках наших революционеров. У меня нет больше ни титула, ни состояния. Все, что надето на мне, я получила благодаря доброте одной благородной женщины... Пойдемте! Давайте посидим вот здесь, на камнях у колодца! Нам надо так много рассказать друг другу!..

Пока они выбирали место для того, чтобы усесться на прогретых солнцем камнях, Пьер внушал себе не слишком поддаваться заполнявшему его чувству счастья. Ведь это чувство было сугубо эгоистичным: потеряв все, его возлюбленная тем самым приблизилась к нему, который не владел почти ничем. Эта мысль, несмотря на все упреки, которыми он себя укорял, заставила дрожать от вдруг появившейся надежды. Тем временем Орхидея начала свое повествование.

Очень много событий вместилось в эти тринадцать лет. Но Орхидея излагала их быстро, сосредоточившись на главном: своем возвращении в Пекин в обществе мадам Лекур и лорда Шервуда, неожиданно теплом приеме со стороны императрицы Цы Си, которая состарилась и показалась ей такой хрупкой и маленькой, придавленной величием Зала Высшей Радости, слезах императрицы, увидевшей перед своим троном коленопреклоненную беглянку, традиционном салюте из девяти залпов «коу-тоу», наконец, дрожащих пальцах императрицы, гладивших драгоценную застежку Кьен Лонга.

– С этого дня я должна была поселиться рядом с ней во дворце, – со вздохом проговорила Орхидея. – Но это не доставляло никакой радости. Мои дворцовые апартаменты оказались нетронутыми, но показались мне золотой клеткой. Особенно же раздражало меня постоянное присутствие молчаливых евнухов, их неотступное шпионство за мной и еле слышный шорох их мягких сандалий и вкрадчивых шагов. Цы Си понимала мое состояние. Благодаря ее доброте, мне было разрешено выбираться в город и посещать дом, где проживали мадам Лекур и мисс Прайс. Мадам Лекур прониклась неподдельной любовью к Пекину и не желала уезжать из него без меня...

– Вот именно. Я думаю, все дело не в ее любви к Пекину, но в горячей привязанности к вам, – заметил Пьер.