Когда ты был старше - Кэтрин Райан Хайд (2012)

– Пытался быть, – на минуту я замер, прикидывая, скольким из этого я на самом деле готов поделиться. Выверял, будто мерил уровень бензина в баке древним ручным щупом. – Спешил как можно быстрее выскочить за дверь. А потом зазвонил телефон. А я опаздывал. Так что я почти и не успел. Почти махнул рукой. А потом почему-то успел. Взял трубку. Оказался мой старый сосед, дома рядом стояли. Рассказал про маму. Сказал, что Бен у него и он не желает терпеть это больше. Вот я и позвонил на работу и стал заказывать билет на ближайший самолет. Конечно же, все рейсы были отложены еще до того, как кончилось утро.

Я тщательно избегал смотреть на девушку, пока рассказывал. Глядел вниз, на свой сочник, трогал его. Он уже остыл до вполне съедобной температуры. Я покончил с ним в шесть приемов. Сочник был потрясающим.

Когда я закончил и поднял взгляд, девушка все еще опиралась на стойку, глядя на меня.

– Значит, ваша мама спасла вам жизнь, – выговорила она.

– Сама того не желая. Но – да.

– Откуда вам известно, что не желая?

– Она не могла знать.

– Откуда вам известно, что люди могут знать? Люди способны делать самые невероятные вещи, если это неимоверно важно. Если матери под силу поднять автомобиль, чтобы высвободить из-под него ребенка, может, ей под силу и умереть точно в нужное время, чтобы спасти свое дитя.

Мне не нравились разговоры о маме. Если говорить иными, более вежливыми словами, за последние четыре дня я так и не сумел ни с чем смириться. Я прочно застрял на самом первом этапе: отрицании. Ее смерть все еще была сном для меня. Дурным сном. Но тем не менее – сном.

– Вы и вправду считаете, что такое возможно? – спросил я и махом допил остатки кофе.

Девушка вышла из-за стойки, и на какой-то жуткий миг мне показалось, что она направляется прямо ко мне. Что она, может быть, коснется меня, постарается утешить. То самое невыносимое сочувствие. Вместо этого она зажгла свет над закутком со столиками. Я поморщился и прикрыл глаза рукой.

– Извините, – сказала она. – Тут не угадаешь. В нашем мире никогда не угадаешь, что возможно. Вот я и считаю: не говори, что такое возможно, потому как не знаешь на самом деле. Также и наоборот: не говори, что это невозможно. Потому что и этого тебе тоже знать не дано.

Неожиданно я не смог уйти оттуда так быстро, как хотелось.

– Что я вам должен за все за это?

– За счет заведения, – бросила она, возвращаясь обратно к себе за стойку.

– Серьезно? С чего это?

– С того, что ваша мама только умерла и вы приехали домой из самого Нью-Йорка, чтобы заботиться о своем брате, Бене. А значит, самое меньшее, что можно для вас сделать, это напоить кофе и дать чего-нибудь поесть.

Я поблагодарил ее и побежал. Или почти побежал. Гадая, понимает ли она, так же как и я, откуда у меня взялась такая отчаянная необходимость уйти.

Я оглянулся и увидел, что она смотрит на меня в окно. Провожает взглядом.

Я снова прочел название пекарни. От Назира. Имя и акцент сложились вместе у меня в голове. Вот и ответ на вопрос. Объяснение, почему, кроме меня, никто не зашел в то утро выпить кофе с пончиком.

Я снова просунул голову в дверь. Спросил:

– Вы откуда?

– Из Уичито.

– Я спросил, откуда вы родом. Не то чтобы меня это заботило.

– Заботит же.

– Только не в плохом смысле, правда.

Она отвела взгляд, снова потупив его в стол, и произнесла:

– Из Египта. Мы египтяне. Натурализованные. Мы не террористы.

Я не спрашивал, кто еще составлял «мы».

– Простите. Я на самом деле не намеревался совать нос в ваши дела.

– А чем вы там занимались?

Это было уже слишком не по теме. Поэтому я ничего не понял.

– Чем я где занимался?

– На сто четвертом этаже Всемирного торгового центра.