Собачий архипелаг - Филипп Клодель (2018)

Мэр стиснул челюсти. Он ожесточенно тер между ладонями механический карандаш. Казалось, что кожа на его костлявом лице натянулась еще сильнее. Скорее всего, он пытался успокоиться, говоря себе, что Кюре – даже и не мужчина вовсе, что от привычки к долгим беседам с пустотой в полном одиночестве своего нищенского существования он давно утратил чувство реальности и ощущение своего присутствия в мире людей. Безусловно, он оказался здесь из-за грядущей судьбы душ утопленников; что ж, если так, то он – мэр и атеист до мозга костей – сделает все от него зависящее, чтобы Кюре выполнил свою миссию. Лично он плевать хотел на спасение души, чистилище и прочую дребедень. Когда-то давно он заочно получил бухгалтерское образование и вынес из него главное: жизнь человеческая складывается из счастливых и горьких мгновений, которые, в конечном счете, что бы ты ни делал, всегда дают нулевой итог.

Между тем слова Кюре произвели эффект. Все сидящие за столом бросали друг на друга подозрительные взгляды. Каждый пытался угадать, кто из них сразу же ринулся в церковь, иными словами, для кого вопрос покаяния и отпущения грехов не был пустым звуком, что и толкнуло его к исповедальне, где в пыльной кабинке он мог облегчить душу.

Без сомнений, тот, кто обо всем рассказал священнику, отлично скрывал свою игру, потому что каждый из собравшихся, казалось, пришел в ужас, когда Кюре сообщил, что ему все известно. Но, по правде говоря, странным был сам этот ужас, во многом деланый: никто из них ни в чем себя не обвинял, ни в каком преступлении. Никто из них не утопил этих троих. Никто не столкнул их в воду. Никто их не знал и не встречался с ними прежде.

Собрание пришлось продолжить. Появление Кюре, похоже, успокоило Учителя. Вероятно, он подумал, что священник примет его сторону и тоже станет требовать, чтобы как можно скорее предупредили власти. Потому на этот раз он слушал Мэра, не перебивая.

– Как справедливо заметил Доктор, все мы знаем, откуда эти люди. Они бежали от нищеты. Бежали от хаоса. От войны. Они рисковали жизнью, пустившись в плавание на плотах, каноэ, утлых суденышках, которые в любой момент могли пойти ко дну. Доктор сказал, что, мол, не они первые, кто умер такой смертью, и, увы, не они последние. Но вот что абсолютно ново и необъяснимо: как течение могло принести их к нашим берегам?

Мэр сделал паузу, метнув взгляд в сторону Учителя, уверенный, что тот кинется в эту лакуну, как в пропасть. Однако тот не издал ни звука, ожидая продолжения.

– Они не собирались приплывать на наш остров, – вновь заговорил Мэр. – Вряд ли они даже знали о его существовании. Но он стал их кладбищем. А теперь представьте, что случится, если я поставлю в известность полицию и судебные власти. Сюда заявятся не только эти достопочтенные господа, которые всегда взирали на нас свысока, как на собачье дерьмо, но с ними притащатся и журналисты со своими микрофонами и камерами. Наш остров того и гляди превратится в остров утопленников – известно, что эти борзописцы сильны в хлестких формулировках.

Если в прессе развернется разнузданная кампания и остров выставят в неприглядном виде, как тогда мы сможем договориться с консорциумом о проекте талассоцентра? Захотят ли эти господа вкладывать свои миллионы и заниматься строительством комплекса? И в мгновение ока наша земля, известная горячими источниками, изумительными пейзажами, вином, маслом и каперсами, превратится в землю, на которую как снег на голову свалились трупы, приплывшие из Африки. Наши чистейшие воды станут водами, в которых мокли и гнили мертвецы. Кто, скажите, захочет в них купаться, поправлять здоровье или есть выловленную там рыбу?

Сделав очередную паузу, Мэр постарался, чтобы последние слова внедрились в сознание каждого, нарисовав безотрадную картину грядущего.