Рыжий Орм. Путь викинга - Франц Гуннар Бенгтссон (1941)

Орм был все еще слаб после морской болезни и не слишком хотел есть и решил, что всерьез заболел, поскольку вообще часто беспокоился о собственном здоровье. Он вскоре уснул у огня и спал крепко; но прямо среди ночи, когда в лагере все было тихо, пришел Токе и разбудил его. Он плакал, говоря, что Орм у него единственный друг и что теперь он споет песенку, которая только что пришла ему на ум; в ней рассказывается о двух медвежатах, говорил он, и научился он ей еще ребенком от матери, а песня эта самая красивая, какую он знает. Потом уселся возле Орма, утер слезы и начал петь. У Орма была такая особенность: ему очень трудно было держаться приветливо с тем, кто разбудил его посреди сна; но он ничего не сказал, а повернулся на другой бок и снова уснул.

Токе вспомнил из своей песенки немного и снова загрустил; он сказал, что просидел весь вечер один и никто к нему даже не подошел. А что Орм и не глянул на него в час печали, это ему больнее всего; потому что он всегда считал Орма своим другом, с самого первого мига, но теперь понимает, что Орм жулик и подлец, как и все в Сконе; а коли такие щенки не умеют себя вести, им полагается хорошая трепка.

С такими словами он поднялся в поисках палки; тут и Орм вполне проснулся и сел. Увидев это, Токе прицелился, чтобы дать ему пинка, но в тот же миг Орм выхватил головню из костра и швырнул тому в лицо. Уже занесший ногу для удара, Токе отшатнулся и упал на спину, но быстро поднялся, весь белый и вне себя. Орм тоже поспешно вскочил на ноги. Ясен был лунный свет; но глаза Орма от ярости полыхали алым, когда он бросился на Токе, попытавшегося вытащить меч; свой собственный Орм отстегнул и теперь не успел схватить. Токе был велик и мощен, с широкой грудью и могучими ручищами; а Орм не вошел еще в полную силу, но был достаточно силен в сравнении с прочими. Он обхватил одной рукой Токе за шею, а другой стиснул правую ладонь, чтобы не дать ему вынуть меч; но Токе крепко вцепился в его платье и, выпрямившись, швырнул Орма через плечо. Но Орм не ослабил своей хватки, хотя и почувствовал, что вот-вот сломает себе шею; он круто развернулся и, уперев колено в спину Токе, дернул его и повалил на себя. Потом, собрав все силы, вывернулся, так что Токе оказался под ним, лицом к земле. Теперь уже многие проснулись; примчался Берсе с веревкой, говоря, что подобного и следовало ожидать, раз Токе принял так много. Того уже крепко связали по рукам и ногам, несмотря на отчаянное сопротивление. И вскоре он утихомирился и крикнул Орму, что вспомнил конец той песенки; и запел, но Берсе вылил на него воды, и тот уснул.

Проснувшись на следующее утро, он принялся причитать, что связан и ничего не может вспомнить; услыхав, что произошло, исполнился раскаяния и угрызения совести, что плохо поступил с Ормом, говоря, что это его несчастье – досаждать всем, когда выпьет; потому что пиво поистине делает его другим человеком, стало быть, и вино тоже. Он пожелал знать, не питает ли Орм к нему ненависти из-за случившегося. Орм отвечал, что ненависти не питает и что не отказывается от небольших потасовок и в дальнейшем, когда Токе придет в себя; но одно он, Токе, должен пообещать, а именно перестать петь; ибо песня козодоя или старой вороны на крыше хлева много лучше его колыбельных. На что Токе расхохотался и пообещал, что постарается в этом отношении исправиться; поскольку вообще-то человек он добродушный, когда бы пиво и вино не подменяли его.

Все решили, что Орм при его молодости показал себя против ожидания хорошо в этом деле, потому что у большинства подвернувшихся Токе под руку, когда у него уже дошло до слез, оставались потом от этого тяжелые памятки; оттого Орм сильно вырос и в своих глазах и в общем мнении. После этого его и стали звать Рыжим Ормом, иначе Красным Змеем, не только из-за его рыжих волос, но и потому, что показал он себя человеком, способным ответить на резкость и которого без нужды не стоит раздражать.