Синон - Дан Сельберг (2015)

– Только прошу вас не приближаться к нему. Разумеется, мы приняли все меры предосторожности, но иногда… они плюются. Задавайте свои вопросы, не сходя с места. У вас десять минут. Я – в комнате наблюдения.

Он с силой нажал на ручку – и дверь поддалась. За ней оказалась слабо освещенная комната с еще двумя дверями. Сольман кивнул и исчез за той, что была слева. Давид заглянул в глаза Рейчел:

– Ты уверена?

– Абсолютно.

– Сейчас ты войдешь и сядешь на стул, который стоит справа. И будешь так сидеть, пока все не закончится. Это понятно?

– Понятно.

Яссур взялся за дверную ручку и замер. Рядом на стене Папо увидела маленькую красную лампочку. Когда спустя пару минут лампочка загорелась зеленым, Давид нажал на ручку и толкнул дверь.

В этой комнате было два стула, а перед ними – на расстоянии не меньше двух метров – металлический стол. За столом сидел Аким Катц, почти голый, с обритой головой и сильно исхудавший со времени их последней встречи в Иерусалиме. В руках этого человека была жизнь Тары. Рейчел почувствовала себя такой жалкой и беспомощной, что едва не упала перед ним на колени. Она должна была умолять его о пощаде, взывать к его милосердию, обещать ему что угодно, только бы спасти сестру. Отчаяние сжигало ее изнутри. Папо понимала, что не следует показывать Акиму свою слабость, но глаза ее сами собой наполнились слезами. Она опустилась на один из стульев и зажмурилась. Времени оставалось все меньше, а вопросов было все так же много. Женщина попробовала сосредоточиться.

– А… маленькая замарашка Рейчел…

Разведчица подняла глаза. Аким улыбался – криво и как будто совсем не напрягая лицевые мышцы. Один его глаз был совсем красным – вероятно, полопались сосуды. Он едва шевелил сухими, потрескавшимися губами.

– Я знаю, почему ты здесь, и очень рад тебя видеть.

Рейчел моргнула, смахивая слезу. Она все еще не представляла себе, с чего начать. Там, в машине, все казалось намного проще. Катц понизил голос:

– Ты знаешь, что такое Халуца? Здесь, в пустыне Негев, Агарь, возлюбленная Авраама и мать Измаила, повстречала Ангела Господня.

Папо подняла голову.

– Послушай, Аким, я знаю…

Но заключенный оборвал ее:

– Я – тот ангел, Рейчел. Ты слышишь, что я тебе говорю? Это я решаю, кому жить, а кому – нет.

Давид взял ручку и что-то записал в черном блокноте, который всегда носил с собой. Папо заговорила тверже, стараясь не показывать свое отчаяние:

– Ты ничего не решаешь, Аким. Ты – в аду, и ты сгниешь здесь. – Она подалась вперед. – Сейчас ты расскажешь нам, кто из твоих верных псов удерживает Тару и как нам ее найти. Если ты этого не сделаешь, многие из твоих людей умрут в муках. Не только ты, но и весь твой народ, слышишь? Мы будем преследовать вас и убивать, пока никого не останется. Мы сожжем каждое из ваших чертовых поселений, доберемся до каждого лагеря…

Яссур наморщил лоб.

– Успокойся, Рейчел.

Аким сощурил глаза.

– Мы сохраним ей жизнь, можешь мне поверить. Ты даже не представляешь себе, как много органов можно вырезать из живого человека… Как много боли и мук можно претерпеть, все еще оставаясь в сознании… Ты не представляешь себе…

Одним движением Рейчел схватила со стола ручку и подскочила к Катцу. Давид что-то кричал, но она не слышала. Ничего не видя перед собой, женщина бросилась на маячившее перед ней голое тело и прижала ручку к горлу Акима. Она чувствовала, как пульсировала кровь в его аорте. Ручка с острым, как игла, стержнем стала продолжением ее тела. Еще немного – и узник умрет. Рейчел заглянула в его выпученные глаза.

– Может, ты и ангел, Аким, черт тебя знает. Но я – дьявол.

Позади задвигались стулья, застучали шаги. Вероятно, это подоспела охрана. Но Папо даже не оглянулась. Вместо этого она еще ниже склонилась над Катцом. Теперь ее губы почти касались его щеки.

– Ты отдашь мне сестру, слышишь? А иначе…