Мелодия во мне - Элисон Винн Скотч (2012)

Быть может, кто-то подумает, что после месяца, проведенного на больничной койке, я буду изо всех сил рваться домой. Стану подпрыгивать до потолка, когда доктор Мэчт и сестра Алиса объявят сию радостную новость и выведут меня из полудремотного существования с бесконечным прослушиванием одних и тех же записей из коллекции «Любимые мелодии Нелл Слэттери», под музыку которых я продолжаю медитировать все последнее время, пребывая в мире своих грез и неясных образов. Но когда они сказали мне то, что сказали, то есть что я могу отправиться домой и там продолжить реабилитацию по детально разработанной специалистами и тщательно выверенной схеме, а раз в две недели мне следует показываться врачу и все такое, то если вы думали, что после этой новости, я вскочу с кровати и, несмотря на все еще не окончательно сросшиеся ребра, с восторгом сожму их обоих в своих объятиях и начну душить, то вы глубоко заблуждаетесь. Всего лишь одна короткая реплика врача о том, что я могу вернуться к своей прежней жизни, немедленно опустила меня с небес на землю. К какой такой прежней жизни? – тут же захотелось мне спросить у доктора Мэчта.

Неделей раньше Питер вернулся в Нью-Йорк. Работа не ждет. По правде говоря, с его отъездом я почувствовала облегчение. Нет, я пыталась, пыталась изо всех сил дать нам еще один шанс – вдруг у нас действительно получится что-то значительное? Ведь я же обещала себе. Но с его отбытием я лишь с радостью перевела дух, как будто в палате сразу прибавилось воздуха. Да и время нужно, чтобы во всем разобраться, не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. Мама тоже постоянно мутит воду, буквально принуждает меня к уступчивости, рассуждает о благородстве, словом, умоляет дать своему мужу этот самый второй шанс. Так и жужжит, и жужжит, словно надоедливая муха, целыми днями напролет.

Вскоре после того как Питер дал мне свои признательные показания, в дело вмешалась мама и стала убеждать врачей, что из ступора меня выведет только возвращение в привычную домашнюю обстановку. Разумеется, в глубине души она отлично понимала, что в нынешней ситуации это лишь еще сильнее привяжет меня к ней, превратит, так сказать, в вечного должника. По ее же инициативе и с ее непосредственным участием меня даже стали вывозить на прогулки. То есть именно благодаря маме я после двухнедельного пребывания в помещении получила наконец глоток свежего воздуха. Ничего общего со стерильно чистым, но безвкусным кислородом в палате. О, мама прекрасно знала, что должна сильно постараться, чтобы заслужить мое прежнее доверие к ней. Она ведь хитрющая женщина, моя мать. И хоть я не могу похвастаться тем, что знаю ее хорошо, но в этом я уверена на все сто. Вот она осторожно катит мою коляску, старается не трясти, везет меня осторожно, словно драгоценную вазу из дорогущего китайского фарфора, я вдыхаю полной грудью нагретый на солнце воздух, а она в это время изливает на меня свои высокопарные рассуждения о всепрощении. О том, как это благородно и возвышенно – взять и простить другого человека, о том, что такое деяние уже само по себе есть награда и о нем никогда не пожалеешь. А о чем еще можно мечтать в этой жизни? Лучшего и не надо! Забудь на время о нем! Думай только о себе! – наставляет меня мама. Да еще ее рассуждения о том, что в мире нет ничего черно-белого, а я, прежняя Нелл, была склонна воспринимать все происходящее именно в этих двух полярных тонах. Поверь мне! В нашей жизни преобладает не черное и белое, а серое! Восклицает мама. Она почти не сомневается в том, что после случившейся трагедии степень моей самозащиты, которая у меня всегда была на очень низком уровне, значительно возросла. Я признаюсь матери, что хочу воспользоваться этим вторым шансом, подаренным мне судьбой, она обнимает меня и радостно восклицает.

– Ты полна жизни! Новой жизни! И в этой новой жизни у тебя все будет по-новому.