Эжени флиртовала… Женщины времен Июльской монархии - Ги Бретон (1965)

— Через часовню…

Но и на этот раз Луи-Наполеон подумал, что это всего лишь остроумная шутка. Он продолжал свои галантные ухаживания, приглашал Евгению на охоту, позволял ей пользоваться своей ложей в Опере и посылал букеты цветов. Все тщетно. Красавица принимала все, но ничего не позволяла.

31 декабря 1849 года принцесса Матильда устроила у себя новогодний вечер. Вполне естественно, туда были приглашены и принц-президент, и Евгения.

Как только пробило полночь, принцесса Матильда, по просьбе Луи-Наполеона, у которого был свой план, воскликнула:

— Полночь, господа! Все целуются!

Принц сразу устремился к Евгении. Но ее гибкая фигурка мгновенно выскользнула из президентских рук. Она побежала по комнате и спряталась за спинкой кресла.

— Это же такой обычай во Франции, — бормотал Луи-Наполеон, догоняя ее.

Взглянув на него ясными голубыми глазами, Евгения сказала спокойно:

— Но такого обычая нет в моей стране. На сей раз принц, наконец, понял, что дела его пойдут не так скоро, как он надеялся, и что, по выражению Стелли, можно было не спешить согревать грелкой постель.

И тогда он решил завлечь девушку в ловушку. Однажды утром Евгения и ее мать получили приглашение на обед в Сен-Клу, куда принц переселился на лето.

Они прибыли туда и, к удивлению своему, увидели, что замок пуст. Несколько слуг вышли к ним и объяснили, что принц-президент ждет их в Комблевале, в павильоне, расположенном посреди парка, и что ехать туда надо по дороге на Вильнев-л'Этан.

Дамы отправились туда в карете.

В Комблевале они нашли только Луи-Наполеона и его верного Бачиоки.

— Мы сейчас пообедаем вчетвером, — сказал он и посмотрел на Евгению так, что ей стало не по себе.

Затем он провел приглашенных в столовую, и очень скоро стало ясно, что Бачиоки, как, впрочем, и графиня, присутствуют здесь только в качестве ширмы. «Весь этот обед, — пишет Стелли, — был лишь постепенным приготовлением к ночи, на которую испанская матушка должна будет закрыть глаза». После этого леденящего душу «наедине» при свидетелях принц предложил прогуляться по парку и подал руку Евгении, а Бачиоки взял под руку г-жу де Монтихо.

На этот раз девушка замерла на месте и сухо напомнила Луи-Наполеону о приличиях:

— Монсеньер, здесь находится моя мать.

Принц не стал настаивать, и дамы молча обменялись кавалерами. Можно догадаться, что прогулка была не слишком веселой.

Через час г-жа де Монтихо и ее дочь вернулись в Париж с чувством сильнейшего унижения, одна из-за того, что на нее смотрели как на возможную любовницу, другая из-за предложенной ей роли снисходительной матери…

Чтобы забыть это оскорбление, они выехали на курорт, на берега Рейна.

Принц-президент, со своей стороны, был очень удручен вечером в Комблевале. Однако он не стал искать забвения в путешествиях. Он просто попросил привезти к нему в Сен-Клу маленькую актрисульку из Французского театра, которая преподала ему, как говорят, урок нелегкий, но приятный…

По возвращении из Германии дамы де Монтихо были приглашены на прием в Елисейский дворец.

Луи-Наполеон, которого неудача в Комблевале ничуть не обескуражила, был с Евгенией неподражаемо галантен, и присутствовавшие отметили, «что глаза его впились, точно пиявки, в покатые плечи девушки…».

На другой день принц-президент, готовый испробовать все возможные способы, чтобы понравиться Евгении, послал ей свою книгу, озаглавленную «Уничтожение пауперизма».

Поначалу молодую испанку покоробило заглавие. Но когда она прочла книгу, Луи-Наполеон предстал перед ней существом мечтательным и немного фантазером, то есть очень похожим на нее. Она была этим тронута.