День закрытых дверей (сборник) - Блейк Крауч (2005, 2011)

Он кивает, а у меня дрожат руки. Просматриваю покупки: букинистический томик рассказов Эдгара По, Кафка, три детектива одного из современных авторов.

Я прислушиваюсь к ритму его дыхания, глубокого и спокойного. Втягиваю запах танина, идущий от его кожаной куртки. Взгляд Томаса скользит над моей головой по полке с выставленными на ней десятью бестселлерами «Убийства по первому классу».

– Сто три девяносто восемь, – говорю я.

Он указывает на кредитную карточку, которая уже лежит на прилавке. Я беру ее, чуть ли не хватаю, и смотрю на выбитое на пластике имя: Винсент Кармайкл.

Перевожу взгляд с кредитки на ее владельца.

Он смотрит на меня без всякого выражения.

Провожу картой по сканеру и возвращаю ее покупателю. Отрываю чек, кладу на прилавок рядом с ручкой и наблюдаю, как он расписывается – Винсент Кармайкл – легким, летящим почерком, нисколько не похожим на его настоящий автограф.

Мне хочется заговорить с ним, сказать, что я прочел все написанное им. Но приходится держать язык за зубами, напоминая себе, какие слухи окружают этого человека. Если он узнает, что я узнал его, мне конец.

Я кладу пять книг в пластиковый пакет, протягиваю ему чек, и он выходит в холодный аляскинский полдень.

Я вижу, как он пересекает Кампус-драйв и садится на зеленую траву в тени можжевельника, острый, с ароматом джина запах ягод которого проникает даже в магазин. Тут и там вокруг него, под жидким солнечным светом и в тени разбросанных по поляне деревьев и кустов расположились студенты – одни читают, другие курят, третьи дремлют в перерыве между занятиями.

Я не свожу глаз с Эндрю Томаса, и адреналин закачивается в кровь, и вдохновение поднимает свою прелестную головку.

Я нашел свою историю.

Глава 5

В субботу я проснулся на юконском рассвете, натянул флисовый пуловер и сунул ноги в холодные туристические ботинки фирмы «Васк» – защититься от промерзших половиц. Стоявшая на прикроватном столике бутылка воды «Налджин» накрылась ледяной крышкой. Я посмотрел на камин и увидел, что от огня осталась горка теплого мелкого пепла.

Я вышел к поленнице. Заготовленная в сентябре, она достигала семи футов в высоту и двадцати в длину и занимала пространство между двумя мертвыми тополями, сожженными молнией прошлой весной. Пальцы тут же начали неметь, хотя руки и защищали кожаные перчатки.

Пока я набирал охапку дров, солнце поднялось повыше, и его лучи, пробившись между ветвями, согрели лесную подстилку. Термометр на веранде показывал минус тринадцать. Я подходил к двери, когда за спиной что-то щелкнуло. Я замер и медленно обернулся. Ярдах в двадцати от меня из хвойной чащи вышел здоровущий лось, в гигантских рогах которого застряли сломанные ветки. Неспешно прошествовав мимо поленницы, он направился, по всей вероятности, к озеру.

В доме я положил на металлическую решетку хворост и обставил растопку поленьями, как делают индейцы в вигвамах. Потом смял пару страниц местной газеты «Сент-Илайас эко» и засунул их под решетку. В камине еще оставались два-три горячих уголька. Бумага вспыхнула от них; от нее, в свою очередь, загорелся хворост – и скоро пламя уже лизало поленья, выпаривая скрытую влагу и распространяя аромат смолы.